Дневник, 12декабря
Никогда не забуду ту холодную декабрьскую ночь, когда в трубку позвонила моя дочь, рыдая. «Мама, я не справляюсь Не могу Не хочу разлучаться с Антоном, но нужно работать Помоги, пожалуйста».
Голос дочери дрожал, будто она впервые понастоящему пугается собственного провала. Ей чуть за двадцать, она одинокая мать, только что рассталась с отцом ребёнка. Ставила перед собой цель закончить институт, найти работу, собрать жизньклея, но каждую неделю её надежды таяли, как снег под лучами фонарей.
Я помню, как смотрела на спящего вестника. Ему только два года, светлые волосы, розовые щёчки, спокойный дыхание, будто он ещё не знает, насколько суровым может быть взрослый мир.
Я не раздумывала ни секунды. Обняла дочь, заверила, что всё будет в порядке, что я позабочусь об Антоне лучше всех. «Только на время, мамочка. Нужно собрать силы, отложить всё, раскрыть крылья. Вернусь к нему, как только встану на ноги».
Короткое «время» растянулось в месяцы, а месяцы в годы. В первые недели она звонила каждый день: рассказывала о работе, интересовалась, произнёс ли Антон уже новые слоги, умеет ли он сам ложкой, спит ли он спокойно. Иногда плакала в трубку, а я успокаивала её, что внук счастлив, ему ничего не недостает.
Постепенно звонки стали реже, тишина заполняла пустоты, вопросы о будничных мелочах исчезали. Антон рос умным, нежным мальчиком. Я учила его цветам, вела в детский сад, потом на первые школьные соревнования.
Он звал меня в ночи, когда мучили кошмары, прильнул к мне утром. Я была ему и бабушкой, и мамой, и подругой. Я не гадала, правильно ли я поступаю, я лишь знала: люблю его и готова отдать всё.
Дочь посылала открытки к праздникам, навещала меня пару раз в год. Я ощущала её дистанцию, иногда улавливала нотки обиды, но она всегда повторяла, что без меня не справилась бы, что когданибудь всё отплатит.
Прошло семь лет. Антон подрос, и я всё чаще ловила себя на мысли, что тот «временный» период стал нашей новой реальностью. Мы с внуком построили свои привычки вечерние сказки, совместные выпечки, долгие прогулки по Парку Горького каждое воскресенье.
Иногда, глядя на него, больно было осознавать, что его мать видит его лишь в выходные и каникулы. Но я себе шептала: «Она делает это ради него. Работает, чтобы обеспечить лучшее будущее».
Однажды дочь позвонила неожиданно. Голос изменился стал увереннее, решительнее, будто наконец воплотила свои планы.
Мамушка, приеду на эти выходные. Надо поговорить, сказала она. Я ощутила тревогу, хотя не могла её назвать.
Она приехала в субботу утром, выглядела иначе: уверенная, ухоженная, в глазах зажглось новое светлое сияние.
Мамуля, я хочу забрать Антона к себе. У меня уже своя квартира, хорошая работа, я смогу обеспечить всё, заявила она. Мне казалось, будто ктото врывает сердце из груди. Я пыталась улыбнуться, говорить, как здорово, что её мечты сбылись, как горжусь ею. Но внутри меня горела огромная боль.
Антон, прислушиваясь к разговору, испуганно сказал:
Бабушка, я не хочу уезжать.
Я пыталась объяснить ему, что мама его очень любит, что важно проводить больше времени вместе.
Дочь всё более холодно смотрела на меня.
Всё это время ты давала ему думать, что ты его мама. Теперь ты отняла меня ребёнка, прошептала она и отвернулась.
Эти слова эхом звучат во мне каждую ночь. Я ведь хотела лишь помочь. Любила его как собственного сына, но никогда не стремилась занять место дочери.
Я терзаюсь вопросом, могла бы я поступить иначе, стоит ли давать ей больше инициативы, поддерживать связь? Может, не должна была радоваться каждому мгновению с внуком, а постоянно напоминать ему, что мама это она?
Сейчас Антон живёт с дочкой. Я вижу его реже, но каждый раз, когда он приходит, бросается в мои объятия, будто не прошло столько лет. Когда дверь за ним закрывается, остаюсь одна с пустотой, которую ничто не заполнит.
Я заглядываю в его комнату на полке всё ещё стоит любимый машинка, под подушкой я нашла рисунок с надписью «Люблю тебя, бабушка». Иногда сижу там по вечерам, листаю детские книжки, слышу его смех в своей голове.
Дочь звонит всё реже, её сообщения короткие и деловитые. Когда я спрашиваю, как они, она отвечает, что всё в порядке, но в её голосе я слышу дистанцию, как будто мы уже никогда не будем так близки, как раньше. Иногда вижу её в окне, когда она привозит Антона усталая, но счастливая. Пытаюсь верить, что она приняла правильное решение, что внук теперь рядом с мамой.
Ночами просыпаюсь с тяжестью в сердце и вопросом: не сделала ли я чегото плохого? Может, стоило бороться сильнее, просить о разговоре А может, самое трудное это отпустить, принять, что их мир теперь их, а я лишь отголосок их начала.
Одно я знаю точно: любовь к Антону никогда не исчезнет. Я буду ждать, когда он постучит в мою дверь, расскажет о радостях и тревогах, снова положит голову у меня на колени, как прежде.
Не знаю, простит ли меня дочь, будет ли между нами когданибудь настоящая близость, но верю, что однажды она поймёт, сколько своего сердца я отдала, спасая их от одиночества.
Иногда самая большая любовь это отдать её, позволив уйти, даже если это больнее всего на свете.
