Тень женщины упала на меня, словно тяжелый занавес, и она прошептала:
Вы не понимаете, этот портрет для меня не просто вещь. Он бесценен. Если он будет испорчен или, не дай Бог, уничтожен, я погибну.
Я усмехнулся, глядя на её юные черты. Она выглядела не старше сорока, но в паспорте стояли шестьдесят два года природа будто сыграла с ней злую шутку.
Почему же вы не вызвали полицию? спросил я, наш бюро почти исключительно наблюдает за неверными супругами.
Портрет не имеет художественной или антикварной ценности, но для меня он бесценен, отрезала Галина Петровна, бросая себя в кресло, будто это был её последний оплот.
Через мгновение она добавила:
Плата будет в тройном размере.
Я задумался. Дело было простым: отследить бывшую невестку, убедиться, что портрет у неё, нажать на кнопку и вернуть его «похорошему». Любопытство победило.
Почему он вам так дорог? спросил я.
Андрей Игорьевич, расскажу, хотя вы и не поверите, вздохнула она.
Сорок семь лет назад…
Баба Зинаида, что же мне делать? рыдала Катерина, закрывая лицо руками, бросая взгляды на лежащую в кровати Василису, которая медленно, но верно гасла день за днём.
Ничего уже не получится, Катенька, простите, пробормотала беззубая старушка, поздно уже, земля твоей дочери её уже обнимает.
Катерина завыла сильнее, в отчаянии начала царапать лицо. Баба Зинаида сжала зубы, задумалась. Она знала Катерину с детства и её сердце сжалось от жалости.
Хорошо, не плачь, есть один способ.
Катерина замерла, глядя на знахарку, как на последний луч света.
Нужно найти иконописца, который сможет за три ночи нарисовать твой портрет в полный рост. Ты заплатишь ему сто рублей и отнесёшь мне. Я сделаю всё, что нужно, а потом продашь образ дочери за пятнадцать копеек тому, кто будет хранить его, как зеницу ока. Если портрет испортят, дочь умрёт. И помни: Василиса никогда, ни при каких обстоятельствах, не должна видеть портрет и тем более прикасаться к нему!
Катерина отправилась в СпасоПриводский монастырь, где заказала у иконописца нужный образ. Через три ночи заветный портрет появился, её руки отдали его бабе Зинаиде, а та продала его своей сестре за нужные пятнадцать копеек.
К удивлению всех, особенно врачей, Василиса быстро поправилась, а через несколько месяцев уже забывала о болезни. Сестра матери, Полина Аркадьевна, бережно хранила портрет в стеклянной рамке, чтобы он не испортился естественным путём. Василиса выросла, женилась, родила двух сыновей и работала учительницей в деревенской школе.
Итак, улыбнулся я, как вы узнали о краже?
Ох, тяжело, Андрей Игорьевич! воскликнула Галина Петровна, Любовь, бесстыдная, вурдалака, нищая… Развелась с моим Степаном, внука не пускала. Меня так ненавидела, что решила отомстить, украсть портрет. Вломилась в квартиру тёти Полины, а та, уже с деменцией, пустила её. Любовь унесла портрет и теперь я должна делать, что она скажет.
Галина сжала губы, её глаза искрились яростью, но я не стал копаться в причине их вражды. Платят втройне значит, надо вернуть полотно.
Разведка заняла мало времени. Любовь оказалась симпатичной девушкой с кудрявыми каштановыми волосами и огромными карими глазами, работала фельдшером, часто отсутствовала дома. Я мог бы воспользоваться отмычкой, но знала, что она не глупа и не будет прятать портрет.
Оказалось, что Любовь часто ездит за город к родителям. Я решил применить давление, заставив её выдать место хранения. Пока я следил, меня удивило отсутствие ребёнка, о котором говорила Галина, будто она скрывалась от свекрови и бывшего мужа.
Дверь распахнулась, и в ней появилась хрупкая Любовь. Я показал ей удостоверение частного детектива и сказал:
Здравствуйте, Любовь. Я здесь по поручению Галины Петровны. Если отдадите портрет добровольно, полиция ничего не узнает, и мы забудем об этом.
Она кивнула, ушла в дом, сняла связку ключей и чтото сунула в карман. Вышла, махнула, чтобы я пошёл за ней. Она лёгкой походкой подошла к старому сараю у забора, открутила замок, включила единственную лампу, тускло освещавшую помещение. На полке среди пустых банок для солений лежал портрет молодой Галины Петровны.
В этот момент из дома выбежал пожилой мужчина:
Любовь! Что вам нужно от моей дочери?! его голубые глаза сверкнули гневом, кулаки сжались.
Ты от этой старой ведьмы? прошипел он, отец Любови.
Да, папа, успокойся, он за портретом. Я отдам его…
Вдруг Любовь схватила молоток, размахнула им и разбила стекло, под которым хранилось полотно с изображением Галины. Я не успел среагировать. В один миг она вытащила из кармана канцелярский нож и несколькими резкими движениями исполосовала портрет. Когда я бросился к ней и вырвал нож, картина уже была безнадёжно испорчена.
Зачем вы это сделали?! закричал я.
Любовь оттолкнула меня, подняв подбородок:
Даже если легенда о нарисованной жизни ложь, пусть хотя бы отомстит, гадина.
Почему так вы ненавидите Галина Петровну? удивился я.
Два года я кручусь в судах за возвращение сына. После развода со Степаном суд отдал мне и матери сына место жительства, но Степан под влиянием своей мамы решил, что ребёнок принадлежит ему, и утаил его. Полиция ничего не делает! А я? Мать, два года без ребёнка! вопила она, слёзы брызгали по лицу.
Я смотрел на изуродованный портрет, в нём мерцал злой взгляд, словно сама смерть смотрит на меня.
Я сочувствую, мягко сказал я, но обязан вернуть портрет Галина Петровне.
Забирай, махнула она, плечи дрожали от рыданий. Мне стало жалко её, но я вынес испорченный холст и поспешил к машине.
У ворот стояла скорая, из двора выходила тележка с покрытым простыней телом, за ней шёл молодой мужчина и два врача. Молодой человек увидел меня, заметил портрет и сказал им чтото, потом подошёл:
Значит, мама не фантазировала…
Он вытер слезу пальцем, бросил тревожный взгляд на полотно.
Вы Степан? спросил я.
Нет, я его брат, Борис, отрицательно качнул головой. Степан в другой стране с сыном. Когда это случилось?
Полчаса назад, ответил я.
Мама умерла полчаса назад, инфаркт. сказал Борис, кивнув на портрет.
В тот момент хрупкая фигурка вырвалась из дома. Любовь увидела мою машину в окне, бросилась к ней. Мальчик, который до того молча сидел на заднем сиденье, оживился, открыл дверь и закричал:
Мама!!!
Он бросился к ней, обняв её, и в миг растворился в её объятиях. Я сидел, глупо улыбаясь, понимая, что эта радость самая дорогая оплата за мою работу. Тройной платы мне вовсе не нужно.
