Алёна вернула мужу кольцо и выставила чемодан, когда увидела переписку с коллегой.
Дай сюда телефон! Быстро! закричала она. Я видела, как побледнел твой взгляд, когда пришло сообщение. Что опять? «Отчёт» в одиннадцать вечера?
Алёна стояла в центре гостиной, рука вытянута ладонью вверх. Голос её, обычно тихий и размеренный, сейчас дрожал, как натянутая струна, готовая порваться.
Иван, ещё минуту назад рассеянно лежавший на диване, теперь сидел на краю, сжимая в ладони смартфон. На лице у него смешение страха и наглой защиты, которую мужчины включают, когда их поймали с поличным, но всё ещё надеются выкрутиться.
Алёна, зачем ты так? попытался он изобразить беззаботную улыбку, но уголок рта подёргалтольковраг. Писали с работы. Завтра проверка, я сказал. Ивановой нужны данные по списанию материалов. Что, молчать? Я же руководитель отдела.
Ивановой? переспросила Алёна, делая шаг вперёд. Ты отправляешь ей смайлики с поцелуями? Я видел отражение в зеркале комода, Иван. Ты улыбался экрану так, как мне не улыбался уже годы три. Дай телефон. Если там Иванова и материалы, я уйду готовить пирог.
Иван резко встал, пряча руку с телефоном за спиной.
Это нарушение личных границ! Ты что, в тюремщики записалась? У меня право на приватность! Ты стала невыносимой со своей ревностью, Алёна. Это паранойя, тебе лечиться надо.
Паранойя? холодная волна поднялась в груди Алёны. Значит, так. Либо оставишь телефон на столе, разблокированным, либо я собираю твои вещи. Прямо сейчас.
Тишина повисла, нарушаемая лишь тиканием часов на стене подарок маме на их серебряную свадьбу через полгода. Иван оценивал серьёзность угрозы. Обычно Алёна была отпускающей: шумела, плакала, прощала. Сегодня в её взгляде блеснула пустота.
На, подавись! бросил он телефон на диван. Читай! Ищи компромат! Потом не ной, когда поймёшь, какая ты дура.
Алёна медленно подняла телефон. Экран ещё светился. Пароль зналась дата рождения их дочери. Иван, видимо, в панике забыл сменить его.
Она открыла мессенджер. Верхний чат был не с «Ивановой», а с «Наташкой (Бухгалтерия)». Аватарка молодая девушка в открытом топе.
Алёна начала читать, и каждая строка казалась ножом, втыкающимся в её сердце.
«Иван, ну ты скоро? Я уже соскучилась. Вспоминаю вчерашний обед в подсобке Ты был огонь » сообщение пришло две минуты назад.
Ответ Ивана, который он не успел отправить, висел в черновиках: «Малыш, потерпи. Гримза опять чтото чует, крутится. Сейчас успокою её и напишу. Люблю твои губки».
Алёна листнула вверх.
«Твоя жена правда такая скучная, как ты говоришь? Бедный мой кот, как ты терпишь? Она, наверное, в постели как бревно».
Ответ Ивана: «Да какое там бревно, Наташа. Бревна хоть горят. А тут болото. Живу ради дочери, ты же знаешь. И борщи вкусные. Душа тянется к тебе, к празднику».
«Болото», прошептала Алёна.
Она подняла глаза на мужа. Иван стоял у окна, нервно барабаня пальцами по подоконнику. Он не видел, что она читает, но затянувшаяся тишина говорила о беде.
Борщи, значит, вкусные? тихо спросила она.
Иван резко обернулся.
Что?
Ты пишешь ей, что живёшь со мной ради борщей, а я болото, а она праздник.
Лицо Ивана покрылось пятнами.
Алёна, это просто треп! Мужской треп, понимаешь? Флирт, чтобы самооценку поднять! Ничего серьёзного, клянусь! Она молодая, глупая, вешается на меня
Вчерашний обед в подсобке тоже был флиртом? бросила Алёна телефон на диван, будто он был заразным. «Ты был огонь». Это она о твоём годовом отчёте писала?
Иван молчал, глотая воздух. Оправдания застряли в горле.
Алёна развернулась и пошла в спальню. Ноги были ватными, но она шла ровно, не падая, не крича, не давая ему удовольствия от её истерики.
Она открыла шкаф и с громким стуком вытащила из антресоли старый потрёпанный чемодан тот самый, с которым они ездили в Геленджик пять лет назад, когда ещё были счастливы.
Что ты делаешь? вспух Иван в дверном проёме, бледный и растерянный.
Собираю тебя на праздник. К Наташке, открыла ящик с его бельём и начала бросать носки и трусы в чемодан без порядка.
Алёна, хватит! Это смешно! Разрушать семью изза переписки? Двадцать пять лет, Алёна! У нас дочь, ипотека, планы!
Планы? она остановилась, держа в руках его любимый свитер, который сама вязан два месяца. Твои планы обеды в подсобке с бухгалтером. Мои планы жить с мужчиной, который меня уважает. Оказывается, наши планы не совпадают.
Свитер бросила в чемодан, за ним полетели рубашки, собранные без аккуратности, в каждый складку вкладывая боль.
Ты не можешь меня выгнать! закричал Иван, переходя от защиты к нападению. Это моя квартира тоже! Я здесь прописан!
Квартира досталась мне от родителей, Иван. Ты прописан, но собственник я. Ты забыл? Или Наташа отбила тебе память своими «губками»?
Удар ниже пояса, но Иван его заслужил вопрос квартиры всегда был его уязвимым местом.
Я никуда не пойду! он сел на кровать, скрестив руки. Успокойся, выпей валерьянки. Завтра поговорим. Я, может, виноват, но и ты не ангел. Ты в халате, о чём говорить? О растениях? Конечно, мужик налево посмотрит!
Алёна замерла. Классика: «Сама виновата».
Она подошла к зеркалу, посмотрела на себя: ухоженная женщина сорока пяти лет, стрижка, обновлённая три дня назад, маникюр, домашний костюм, а не запачканный халат. Она следила за собой, ходила в бассейн, читала книги. Но для него она стала прозрачной, как мебель, как болото.
Встань, сказала она тихо.
Что?
Встань с кровати. Сейчас же.
В голосе её было столько металла, что Иван подчинился.
Алёна сняла простыню, на которой он сидел, скомкала её и тоже сунула в чемодан.
Забирай. Тебе пригодится. Может, у Наташки постельное бельё не свежее.
Она продолжила сборы: джинсы, брюки, бритва из ванной, одеколон. Всё летело в бездну чемодана. Иван пытался схватить её за руки, но она отряхивалась, как от назойливого комара.
Алёна, давай обсудим! Ну, оступился! У всех бывает! Васька с третьего этажа живёт в двух семьях, а Светка терпит! Потому что мудрая женщина! А ты истеричка!
Иди к Ваське или Светке. Будете вместе мудростью делиться. Мне такая мудрость не нужна. Я брезгливая, Иван. После чужих «обедов» я не буду доедать их остатки.
Чемодан был полон. Алёна с трудом застегнула молнию, выкатила его в прихожую.
Обувайся.
Алёна Иван сдался, превратившись из агрессора в испуганную собаку. Куда я пойду? В двенадцать часов, денег почти нет, до зарплаты неделя.
Попроси у Наташки. Ты же для неё «огонь». Пусть греет. Или уезжай к маме. Она давно говорила, что я тебя плохо кормлю. Вот и шанс отъестся.
Иван стоял, переминаясь, не веря, что всё происходит реально. Думал, что это лишь спектакль, что она заплачет, он упадёт на колени, пообещает золотые горы, и всё вернётся.
Алёна подошла к нему вплотную, взглянула на правую руку. На безымянном пальце блестело советское золотое кольцо, которое она носила двадцать четыре года, почти не снимая. Кожа под ним была бледнее, чем остальная.
Она сняла кольцо, взвесила его в ладони. Маленькое, но весомое, как тонна её терпения.
На, протянула она кольцо мужу. Возьми.
Зачем? прошептал он, глядя на золото, как на ядовитую змею.
Сдай в ломбард. На первое время хватит. На гостиницу или на цветы для бухгалтерии. Мне оно больше не нужно. Оно жжёт мой палец.
Иван не взял, спрятав руки за спиной.
Я не возьму. Ты моя жена.
Я была твоей женой, пока не назвал меня болотом чужой женщине. Бери, сказала она, втиснув кольцо в его ладонь, сжав пальцы.
Уходи.
Иван посмотрел на закрытую дверь спальни, где они спали годы, на кухню, откуда всё ещё пахло ванилью её любимого вишнёвого пирога, и на чемодан.
Ты пожалеешь, Алёна, злорадно пробормотал он, надевая ботинки. Ты приползёшь. Кому ты нужна в сорок пять? Старая, никому не интересная. А я мужик в соку. Меня любая подберёт.
Пусть подбирают. Я лучше одна, чем с предателем.
Он надел куртку, схватил ручку чемодана.
Ключи, напомнила Алёна.
Он бросил связку ключей на пол; звон металла о плитку прозвучал, как финальный аккорд их брака.
Стерва, выплюнул он и вышел, громко хлопнув дверью.
Алёна сразу же дважды повернула замок, затем накинула цепочку и прислонилась спиной к двери, спустившись на пол.
В квартире наступила оглушающая тишина: ни телевизора, ни его шагов, ни привычного ворчания. Тише лишь гудел холодильник.
Слёз не было, лишь странное чувство пустоты, будто после генеральной уборки, когда всё выброшено, а комната кажется гулкой.
Алёна посмотрела на свою руку; след от кольца ясно виден белая полоска на загорелой коже.
Она встала, ноги дрожали, но уже не так сильно. Пройдя к кухне, увидела остывающий вишнёвый пирог. Она взяла нож, отрезала себе большой кусок, налила чай и села.
Болото, значит? громко спросила пустоту. Ну что ж.
Она откусила кусок вкусно, вишня дала приятную кислинку.
Телефон на диване зазвонил: это дочь Катя, учившаяся в другом городе.
Мам, привет! Как вы? Папа не берёт трубку, сказала она.
Алёна задумалась, что написать: правду или ложь?
Она набрала: «Папа в срочной командировке, надолго. У нас всё в порядке, дорогая. Я пью чай с пирогом».
За окном послышался звук отъезжающего такси Иван уехал, вероятно, к маме, ведь у Наташки в двенадцать ночи вряд ли будет радоваться «огню» с грязным бельём.
Алёна допила чай, пошла в ванную, долго стояла под душем, смывая вечер, слова, грязь. На коже оставалось лишь запах его лжи. Она терла тело мочалкой до красноты, потом намазала лицо дорогим кремом, который хранила «на выход». Завернулась в мягкий плед, села в кресло с книгой.
Страх охватывал её: начинать всё заново, спать одной, делить имущество, объяснять всё знакомым. Но страшнее было бы остаться и спать рядом с тем, кто писал другой, считая её скучной обузой, ждать новых «совещаний».
Неделя прошла. Иван звонил часто: сначала пьяный, обвиняя, потом трезвый, извиняясь, клянясь, что закончил с Наташкой (оказалось, она действительно не планировала принимать его вещи). Он умолял пустить обратно, говорил, что ночует у друга на раскладушке, у мамы давление.
Алёна не брала трубку, заблокировала его во всех мессенджерах. Общение шло лишь через Катю и только по делам.
В субботу Алёна зашла в ювелирный магазин. Давно хотела купить кольцо с топазом любимым камнем. Иван постоянно считал это пустой тратой, лучше вложить в дом. Она выбрала глубокое синее кольцо, как море, которое так любила, на тот же палец, где ранее была обручка. След от старого почти исчез.
Выходя, она вдохнула осенний воздух. Жизнь не закончилась, а только начиналась. В этой новой главе не будет места лжи, предательству и тем, кто не умеет ценить истинный домашний уют.
А чемодан Чемодан она купит новый, яркий, и поедет в отпуск. Одна или не одна судьба решит. Главное она больше никогда не будет для когонибудь «болотом».
