29 октября, пятница
Сегодня снова зашёл в чат, а Инна, как всегда, подсматривала через плечо.
С кем ты переписываешься? спросила она, пока я пытался закрыть окно социальной сети.
Что ты, шпионка? зашипел я, но уже успел нажать «выход».
Ты же не втайне следишь, а? Неужели там опять Алена, та самая из старшей школы? её глаза сузились, будто искали улики.
Я лишь кивнул, не желая вдаваться в детали. Инна отвернулась, шипнув: «Не помнит, а?».
Как же я мог забыть, что в юности я падал к ней, как к огню? Фотография её всё ещё висела в ящике стола, а когда Инна нашла её, я разрезал её на крошки, словно пытаясь уничтожить воспоминания.
С тех пор наши ссоры превратились в настоящие бури. Инна уехала к родителям в Иваново, я оставался один в московской квартире, где каждый уголок напоминал о её отцовском доме. Мы чуть не развелись, но тогда я узнал, что жду ребёнка, и мы оба согрешили, простив друг друга. Тема Алены больше не поднималась.
Спустя несколько лет, когда соцсети только набирали обороты, я снова оказался в онлайне, и Инна начала замечать, как я всё глубже погружаюсь в виртуальный мир. Я часто отвечал на сообщения, смеялся, отмахивался от её вопросов: «С кем ты сейчас разговариваешь?». Я заблокировал телефон и компьютер паролем, задерживался на работе, а Инна уже не выдерживала.
Мам, неужели ты всё ещё сидишь в интернете? Хочешь, я тебя зарегистрирую? лопнула она, когда я открыл дверь.
Хватит, бросила она, разрезая кабель, выключая свет, пытаясь оторвать меня от «голубого экрана». Всё было напрасно. Я лишь ругался и в конце концов вышел, хлопнув дверью.
Я слышу её мысли: «Хватит! Пусть выбирает: я, сын и квартира или интернет». Возвращаясь домой после вечерней смены, я увидел в коридоре тёмно. Саша, наш маленький Паша, уехал к бабушке на каникулы, а я сидел на диване, впервые не глядя в монитор.
Почему мы сидим без света? спросила Инна, бросая в прихожую сапоги.
Мне не до шуток, Инна. ответил я, чувствуя, как в груди сжимается боль.
Я протянул ей листок с результатами медицинского осмотра. Доктор сказал, что мне поставлен диагноз «тяжёлый интерактивный стресс», и я должен лечиться. Инна, читая заключение, всхлипнула.
Я решил продать квартиру, сказал я, чтобы оплатить лечение.
Ты про неё? упрямо спросила она.
Да, о квартире. Мама подарила её мне, я её владелец, и мне решать, куда девать. попытался я объяснить.
Тут её голос дрогнул: «Ты собираешься отдать её Алене? Той самой, которой ты был без ума в школе?»
Слова замерзли в воздухе. Я понял, что всё ещё переписывался с ней, скрывая её от жены.
Да, ей! выкрикнул я, будто в ярости. Я хочу, чтобы она помогла мне пройти через этот тяжёлый период.
Инна, холодно и резко, ответила: «Если ты так решил, то оставь меня. Я собираю вещи и еду в такси к маме в Иваново».
Я был поражён. Не ожидал, что она уйдёт без боя. В течение трёх месяцев я жил, словно автомат, меняясь от жалости к гневу. Саша всё время наведывался к отцу, вопрошая: «Мам, папа лежит, а тётка ищет новых жильцов».
Я слышал, как отец в хосписе собирался «сплавить» меня. Саша рассказывал, что отец, как только услышал, будто позеленел от ярости, и они со мной поссорились, как собака и кот.
Я пытался забыть, но всё время думал о том, как в ту ночь я, в белых рубашках и брюках, сидел у порога, когда Инна неожиданно появилась в темноте. Она крикнула: «Инна! Прости! Не хотел тебя пугать!». Всё в меня бросилось, будто бы я увидел призрак.
Я упал на колени, держась за руки, пытаясь объяснить, что всё просто ошибка. Я сказал, что аппараты в больнице поломались, и мне поставили тот же диагноз, что и другим пациентам. Я хотел, чтобы Инна простила меня, но она лишь молчала, собирая вещи.
Сейчас я сижу в квартире, где всё пусто, и думаю, что же делать дальше. Саша уже в Иваново, а я без работы, без квартиры и без любви. В голове звучит голос Инны: «Хороший урок, Антон, скажет она в своих письмах, ты усвоил его».
Я держу в руках дарственную, подписанную мной же, и понимаю, что возвратить её уже невозможно. Слишком много вопросов, слишком мало ответов. Я открываю дневник, чтобы записать последние мысли: может, однажды я смогу простить себя. Пока же остаётся лишь ждать, что время смоет эту боль.
