Я думал, ты приличная, а живёшь в такой нужде, произнёс жених, оттягивая ногу, и исчез, как будто только за пять минут до того, как менялись взгляды родителей.
Аглая, смотрика, какая красота! воскликнула Лидия Петровна, держала в дрожащих руках яркую скатерть, усыпанную огромными, почти светящимися маками. На наш стол в самый раз! Праздник будет, а не стол!
Двадцать семь лет, медсестра детской поликлиники, её дочь, Аглая, лишь измотанно улыбнулась.
Мам, это же клеенчатая, и она вопит яркостью Давай лучше простую, льняную, белую или бежевую.
Льняную! всплеснула рукой Лидия Петровна. Ты цены на наш лён видела? А эту я со скидкой на базаре отхватила. Практично, красиво и дешево! Протри тряпочкой и чисто!
Какая же это «красота», мам? Это же безвкусица.
Ох, Аглашка, счастье не в скатертях, вздыхала Лидия Петровна, но клеенку всё же прятала за прилавок. Если бы мы были здоровы, в доме был бы мир. Пойдём, ноги уж гудят.
Они шли по гудящему базару, Аглая наблюдала за мамой крохотной, сухой женщиной в старом, но безупречно выглаженном пальто. Как же её тошнило от вечной экономии, от бесконечного «дешево» и «практично». Она трудилась полуторой ставки, брала ночные дежурства, чтобы они вдвоём могли сводить концы в крохотной двухкомнатной квартире на окраине Москвы. Не жаловалась, а лишь мечтала: о дне, когда сможет подарить маме не только дорогие лекарства, а и прекрасную льняную скатерть просто так, без повода.
Своего «принца», Аркадия, она встретила в кафе после тяжёлого дежурства, заказывая горькую чашку кофе. Он сидел за соседним столиком высокий, в безупречном костюме, с уверенной улыбкой и блестящими часами на запястье. Он подошёл к ней.
Девушка, простите за назойливость, но у вас такие печальные глаза. Позвольте угощение? Немного сладкого вам не помешает.
Он был галантен, его комплименты были как тонкие струнки, точно звучащие в пустой комнате. Он сразу понял, что она медсестра. У вас руки нежные, сказал он. В наше время редкость.
Он работал в крупной строительной фирме, занимал хорошую должность. Возил её на блестящей импортной машине в рестораны, где она никогда не бывала. Дарил цветы, стоившие половину её зарплаты. Рассказывал о путешествиях, о планах. Аглая слушала, затаив дыхание, словно попала в сказку.
Он говорил, что устал от жадных, раскрашенных кукол, охотящихся за его кошельком. В Аглае он нашёл то, чего давно искал: чистоту, искренность, порядочность.
Ты настоящая, шептал, целуя её руки. Неиспорченная. Я думал, таких уже нет.
Единственное, что смутило Аглаю, он ни разу не приходил к ней домой. Всегда в центре, или подбирал её у остановки рядом с её квартирой.
Не хочу тебя стеснять, да и поздно, мама проснётся, говорил он.
Аглая даже радовалась. Ей было стыдно за облупившийся подъезд, за скромную обстановку. Хочет, чтобы он видел её принцессой, а не бедной замарашкой.
Через шесть месяцев он сделал ей предложение. Как в сне: вечер, дорогой ресторан, свечи. Он встал на одно колено, протянул бархатную коробочку с блестящим камнем.
Аглая, стань моей женой. Хочу просыпаться с тобой каждое утро, хочу, чтобы ты была хозяйкой в моём доме.
Она согласилась, плакала от счастья, прижимая коробочку к груди. Сказка продолжалась.
Сначала он познакомится с мамой, потом они вместе поедут к его родителям. День знакомства назначили на субботу. Аглая и Лидия Петровна готовились, как к главному событию. Три дня они полировали крошечную квартиру. Мать достала из серванта старинный сервиз «на особый случай». Аглая от последних денег купила ту льняную скатерть, белую, крахмальную.
Мамочка, как красиво! воскликнула она, накрывая стол. Как в ресторане!
Пусть жених оценит, вздохнула Лидия Петровна, ставя в духовку яблочный пирог. Боюсь, он у тебя солидный, а мы простые
Мама, он меня любит! Не нашу квартиру! Он полюбил меня за то, какая я есть!
Аркадий должен был приехать к пяти. Без четверти пять Аглая уже стояла у окна, высматривая его машину. В лучшем платье, поправляя волосы, она ждала.
Идёт! закричала она, увидев знакомый серебристый автомобиль, медленно въезжающий в их двор.
Она бросилась к лестничной площадке, сердце колотилось, будто готово выскочить. Он вышел, в элегантном костюме, с огромным букетом роз, словно герой фильма.
Он увидел её, улыбнулся ослепительно, и пошёл к подъезду. В тот момент Аглая впервые увидела, как меняется его лицо: улыбка скользнула, сменившись гримасой отвращения. Он с опаской вошёл в их темный, пахнущий сыростью и котами коридор, оглядел облупившиеся стены, тусклую лампу, исписанные двери лифта.
С каждым шагом по лестнице его лицо становилось всё мрачнее. Аглая, стоя у своей третьейэтажной двери, ощущала, как радостное возбуждение сменилось леденящим ужасом. Он посмотрел на старую обитую дерматином дверь соседки, на трещину в стене.
Остановившись в метре от неё, он не взглянул на её платье, не увидел её сияющие глаза. Его взгляд скользнул в их скромную, но чистую прихожую, увидел старую вешалку, вытертый коврик у порога. Холод, как лёд, пробежал по нему.
Аркадий, проходи, мы тебя ждём! пролепетала она, пытаясь улыбнуться.
Он посмотрел, как будто на уличную грязь, прилипшую к дорогому ботинку.
Ты здесь живёшь? спросил он тихо, но в голосе звучало презрение.
Да здесь
Он горько усмехнулся, посмотрел на дорогой костюм, на блестящие туфли, потом снова на обшарпанный коридор.
Понятно.
Он протянул ей букет, словно отдавая ненужную вещь.
Я думал, ты приличная, а живёшь в такой нужде.
Сказал это спокойно, как факт, а потом развернулся и спустился по лестнице, не оглядываясь.
Аглая стояла, сжимая роскошный букет, не могла пошевелиться. Слышала его шаги, хлопок двери, гудок двигателя, и полная тишина.
Из кухни вышла мама, вытирая руки передником.
Ну что, Аглашка? Где жених? Пирог уже готов
Она увидела лицо дочери, бледное, как стена, увидела розы в её руках и всё поняла. Подошла, отняла цветы, взяла её за ледяную руку и увела в комнату.
Садись, доченька.
Аглая села на диван, слёз не было, лишь огромная чёрная дыра внутри.
Он он ушёл, мама.
Вижу, тихо сказала Лидия Петровна, обняв её. Он сказал, что мы что мы нищие.
Мать прижала её крепче.
Дурочка моя. Какое же счастье, Аглашка.
Какое счастье? прошептала Аглая. Он бросил меня, унизил.
Счастье, что это случилось сейчас, а не через десять лет, твёрдо сказала мать. Счастье, что Бог отнял у тебя этого человека. Пустышку в красивой обёртке. Ты думала, он тебя любил? Он умеет лишь потреблять. Не видел тебя, а образ, который придумал: чистую, бедную девочку, которую принц «облагодетельствует». А когда увидел, что бедность не красивая картинка, а облупившийся подъезд и вытертый коврик, он сбежал. И слава богу, мусор сам себя вынес.
Она гладила Аглаю по волосам, как в детстве, произнося простые, мудрые слова о том, что богатство не в деньгах, о том, что порядочность не измеряется ценой костюма, о том, что настоящая любовь не боится ни бедности, ни обшарпанных стен.
Поплачь, доченька, слезами горе умоешь, а потом встанешь, умоешься и будешь жить дальше. Встретишь своего человека, который полюбит не образ, а душу. Ему будет всё равно, какая у тебя скатерть льняная или клеенчатая. Главное, чтобы ты была рядом.
Аглая заплакала, уткнувшись в мамино плечо, горько плача не о нём, а о своей разрушенной сказке, о своей наивной вере в чудо.
Когда слёзы иссякли, она встала, подошла к столу, накрытому к празднику, который не состоялся. Прикоснулась к льняной скатерти.
Пирог, наверное, уже остывший, сказала она.
Ничего, улыбнулась мама. Поставим чайник, посидим вдвоём. У нас сегодня праздник праздник освобождения.
И они сели пить чай с яблочным пирогом за белой льняной скатертью. Это был самый вкусный пирог и самый душевный вечер в её жизни.
