Купил подержанную машину и, решив очистить салон, нашёл под сиденьем дневник бывшей владелицы.
Ты издеваешься, Олег? всплывает в тексте. Серьёзно? Весь отдел три месяца трудился над этим проектом, а ты говоришь, что «концепция поменялась»?
Алексей стоит посреди кабинета начальника, сжимает кулаки до белизны костяшек. Олег Игоревич, тяжеловесный мужчина с вечным хмурым взглядом, не поднимает глаз от бумаг.
Алексей, без истерик, бросает он. Концепция изменилась, клиент может передумать, а мы подстраиваемся. Это бизнес, а не кружок по интересам.
Подстроиться? отвечает Алексей. Это значит переделать всё с нуля! Всё расчёты, вся документация в мусорную корзину? Люди ночами не спали!
За ночные часы заплатили. Если кого-то не устраивает, отдел кадров работает с девяти до шести. Идём, я тебя не задержу.
Алексей молча разворачивается, хлопает дверью так, что стекло звенит в раме. Он проходит мимо коллег, получающих сочувственные взгляды, хватает куртку со стола и выбегает в сырой октябрьский вечер. «Всё, хватит», бормочет в висках. Он идёт, не разбирая дорог, злой на начальника, на клиента, на весь мир. Надоело зависеть от чужих капризов, от расписания душного автобуса, от всех этих «новых концепций». Нужно чтото своё, хоть крошечное, но личное.
Эта мысль приводит его на огромную площадку авторынка на окраине Москвы. Он блуждает между рядами подержанных машин, не зная, чего ищет, просто смотрит. Блестящие боксы импортных авто, потрепанные «ветераны» отечественного автопрома. И вдруг замечает небольшую вишнёвая Киа, седую семьвосемь лет, но выглядящую так, будто её любили.
Интересуетесь? подходит продавец, улыбающийся парень лет тридцати. Отличный вариант, одна владелица, аккуратная езда, работадом, пробег небольшой, не курили в салоне.
Алексей обходит машину, заглядывает в салон. Чисто, но не стерильно. Чувствуется, что здесь жили, а не просто возили тело из точки А в точку Б. Садится за руль, кладёт руки на прохладный пластик и впервые за день ощущает, как напряжение отпускает.
Беру, говорит он, удивлённый своей решительностью.
Оформление занимает пару часов, и уже он мчится по вечернему городу в своей новой машине. Своей. Слово в груди отзывается тёплым эхом. Включает радио, открывает окно, впускает прохладный воздух. Жизнь вдруг кажется не такой уж безнадёжной.
Дома он паркует машину во дворе старой хрущёвки, сидит, не выходя, пока привыкает к новому ощущению. Затем решает навести порядок, чтобы не осталось следов прежней хозяйки. Заходит в круглосуточный магазин, покупает автомобильную химию, тряпки, пылесос и возвращается к машине.
Он чистит всё до блеска: приборную панель, дверные карты, стекла. Когда доходит до пространства под сиденьями, рука наталкивается на твёрдое. Тянет и вытаскивает небольшую тетрадку в тёмносиней обложке. Дневник.
Алексей перелистывает его, чувствуя неловкость. Чужая жизнь, чужие тайны. Хочет бросить тетрадку на заднее сиденье и забыть, но чтото удерживает. На первой странице мелким, аккуратным почерком написано «Людмила». Простой имя. Открывает первую страницу.
12 марта.
Сегодня Вадим опять крикнул. Я забыла купить ему йогурт, и всё пошло кувырком. Иногда кажется, что живу на пороховой бочке: один неверный шаг и взрыв. Потом он подходит, обнимает, говорит, что любит, что день был тяжёлый. Я верю или делаю вид, что верю. Эта вишнёвая малышка моя отдушина. Села, включила музыку и поехала туда, где глаза глядят. Только я и дорога. Никто не кричит.
Алексей откладывает дневник, чувствуя, как в груди сжимается неуют. Он почти представляет Людмилу за рулём, с печальными глазами, уклоняющуюся от домашних бурь. Читает дальше.
2 апреля.
Снова поссорились. На этот раз изза работы. Ему не нравится, что я задерживаюсь. «Нормальные женщины сидят дома и пекут пироги», сказал он. А я не хочу печь пироги. Я люблю свою работу, цифры, отчёты. Хочу чувствовать себя нужной не только на кухне. Он не понимает. Сказал, что если я не уволюсь, сам пойдёт к моему начальнику. Унизительно. Вечером уехала в кафе «Старый парк», села одна, пила кофе, смотрела на дождь. Там так спокойно, пирожные вкусные.
Алексей вспоминает кафе «Старый парк», недалеко от его дома, маленькое уютное заведение с большими окнами. Представляет Людмилу за столиком, глядящую на капли, стекающие по стеклу.
Следующие дни проходят в тумане: работа, споры с Олегом, чтение дневника. Он узнаёт, что Людмила любит осень, джаз и книги Ремарка, мечтает рисовать, но Вадим считает это «детской мазнёй». У неё есть подруга Светлана, с которой они могут часами болтать по телефону.
18 мая.
Сегодня Вадим уехал в командировку тишина. Позвонила Светлана, приехала, купили вино, фрукты, просидели на кухне до полуночи, смеялись, как в юности. Она говорит, что я должна уйти от него. «Лёня, он тебя съест, ты же гаснешь». Я знаю, что она права, но куда идти? Родителей нет, квартира его. Страшно начинать всё с нуля. Мне уже тридцать пять. Светлана уверяет, что возраст не помеха, а начало. Легко ей говорить, у неё муж золотой.
Алексей вздыхает, понимая страх. Ему уже сорок два, и мысль о коренном изменении пугает. Он тоже жил в колее: работадом, редкие встречи с другом Сергеем. И вот теперь эта машина и дневник.
В субботу он не выдерживает и едет в «Старый парк». Сидит у окна, заказывает кофе и пирожное то самое, которое, по его чувству, любила Людмила. Он представляет её то высокой блондинкой, то миниатюрной брюнеткой, но глаза всегда печальны.
9 июля.
Он поднял на меня руку. Впервые. За то, что я разговаривала по телефону со Светланой, а не с ним, когда он позвонил. Простой пощёчина, но она сломала чтото внутри. Я всю ночь провела в машине во дворе, не могла войти в квартиру, смотрела на его окна свет то гас, то загорался. Он, наверное, искал меня. Было страшно и одиноко. Если бы не моя вишня, я бы, наверное, сошла с ума.
Алексей откладывает дневник, в груди стынет несправедливость. Ему хочется найти Вадима и защитить её. Женщину, которой он никогда не видел.
Вечером звонит Сергей.
Лёха, привет! Где пропал? На рыбалку в выходные?
Привет, Серёжа. Дел много.
Какие дела? Ты же отпуск не брал. Что за таинственность?
Алексей улыбается.
Почти. Слушай, тут такое дело
Он рассказывает о машине, о дневнике, о Людмиле. Сергей слушает молча.
Ну ты даёшь, наконец говорит он. В чужую жизнь залез по уши. Это тебе надо?
Не знаю. Просто жалко её.
Жалко ему. Это было давно, она уже, может, сто раз выходила замуж за миллионера и забыла про Вадима. А ты сидишь, страдаешь за неё. Выбрось дневник.
Не могу, признаётся Алексей.
Ну, смотри сам. Ромео ты наш, только в психушку не загреми от переживаний. Позвони, если что.
Разговор не отрезвил его, а лишь усилил желание дочитать до конца. Записи становятся короче, отрывистее, Людмила, кажется, на пределе.
1 сентября.
Лето кончилось, и моё терпение тоже. Он разбил вазу, которую мне подарила мама, последнюю вещь от неё. Сказал, что она безвкусная, портит его «дизайнерский» интерьер. Я собрала осколки и понимаю: конец.
15 сентября.
Готовлю план побега, как в шпионском фильме. Светлана поможет, снимет мне квартиру на первое время. Перевожу к ней книги, свитеры, косметику. Вадим ничего не замечает, слишком занят собой. Я нашла курсы акварели, начинаются в октябре. Может, знак?
28 сентября.
Завтра ухожу. Он уезжает на две дня на конференцию, будет время собрать вещи и уехать. Пишу заявление об увольнении, начну новую жизнь, куплю мольберт, краски, буду рисовать осень: жёлтые листья, серое небо, мою вишнёвую машину под дождём символ свободы. Страшно до чёртиков, а остаться ещё страшнее.
Это последняя запись. Алексей перелистывает пустую страницу. Далее тоже пусто. Дневник обрывается.
Он сидит в тишине маленькой кухни, задаваясь вопросом: что стало с Людмилой? Удалась ли она? Нашла ли Светлана квартиру? Начала ли рисовать?
Внезапно замечает между последними листами маленький сложенный вчетверо чек из магазина «Художник» на улице Мира, дата29сентября. На нём набор акварельных красок, кисти, бумага и маленький настольный мольберт. Значит, она всё-таки купила их, готовилась.
Алексей смотрит на дату: дневник прошел год назад. Что дальше? Можно попытаться найти её, но имени фамилии нет, лишь подруга Светлана. Зачем? Нарушить её новую жизнь?
Он откладывает дневник, проходит неделя: работа, споры с Олегом, возвращение домой. Но мир стал объёмнее: солнце отражается в лужах, желтеют листья на кленах, улыбается бариста в кофейне. Он будто смотрит глазами Людмилы, жаждущей простой жизни.
Однажды вечером листает интернет и натыкается на анонс: «Осенний вернисаж. Выставка начинающих художников». В списке участников Елена Волкова. Он открывает профиль, видит галерею работ, среди них картину: вишнёвая Киа под осенним дождём на тихой улочке, выполненную в акварели, живую, чуть грустную, но полную надежды.
Он переходит к странице Елены Волковой в соцсети: аватарка улыбающаяся женщина тридцати пяти лет, короткая стрижка, светлые глаза. На фоне её картин, без Вадима, без боли, только творчество и спокойствие.
Алексей чувствует облегчение, будто сбросил тяжёлый груз. Он не пишет ей, не добавляется в друзья её история завершена, у неё счастливый финал. Закрывает страницу.
Берёт дневник, снова перелистывает. Теперь это не просто сборник чужих тайн, а рассказ о смелости, о том, что никогда не поздно всё изменить.
На следующий день после работы заезжает в магазин «Художник», тот же, что в чеке. Долго ходит между рядами, покупает небольшой холст и масляные краски. Никогда в жизни не рисовал, но теперь отчаянно хочется попробовать.
Вернувшись домой, ставит холст на кухонный стол, выдавливает яркие краски, берёт кисть. Не знает, что получится может только испортит холст, а может начнётся его собственная новая история, вдохновлённая голосом незнакомки из старого дневника, найденного под сиденьем вишнёвой машины.
Он смотрит в окно, начинается дождь. У каждого своя дорога и своя осень. И иногда, чтобы найти свой путь, нужно случайно наткнуться на чужой.
