Лили чувствовала, как ладони становятся влажными, словно холодный металл инвалидной коляски сжигает её кожу

Я помню, как в тот холодный осенний день мои ладони ощутили влажность, будто холодный металл инвалидного кресла жёг кожу. Евгений шёл тяжело и спокойно, толкая меня к крошечной избе в тайге недалеко от Суздаля. Дверь заскрипела, когда он открыл её, и внутри разлилась ароматная запаха смолы и старого дымка.

Здесь ты останешься, прошептал он, не глядя мне в глаза. Есть дрова, колодец и простая еда.

Я не смогла ответить. Каждый вдох застревал в горле.

А Роман? бормотнула я.

Он не вернётся скоро. Сказал, что ему тяжело смотреть на твою болезнь, произнёс Евгений без эмоций.

Тогда я взорвалась:

Не болезнь моя тяжела! Его совесть! Как он мог как мог оставить меня здесь?

Евгений дернулся, потом пожал плечами.

Не знаю. Люди делают глупости за деньги или за спокойствие. Я нанят, чтобы за тобой присматривал. Всё.

И оставил меня одну.

Дни текли медленно. Тепло очага едва доходило до углов бревенчатой комнаты, а ночи казались бесконечными. Каждый рассвет Евгений приносил травяной чай, кусок ржаного хлеба и несколько овощей. Он молчалив, но в глазах его была доброта, которой я давно не встречала.

Иногда, пока он меня кормив, грубые руки дрожали.

Может, ты ещё сможешь пройти путь? спросил он однажды.

Врачи сказали, что нет. Позвоночник разрушен.

Он медленно покачал головой, словно не веря в эти слова.

Однажды вечером, когда ветер завывал в лесу, Евгений зажег газовую лампу и присел рядом.

Знаешь, Люда, твой отец иногда приходил сюда. Куплял дрова у меня. Я уважал его. Честный человек был.

Сердце сжалось. Я скучала по отцу, по тому голосу, что всегда успокаивал. Если бы он был жив, он бы никогда не позволил Роману так поступить.

Евгений, если я попрошу убежать отсюда ты поможешь? прошептала я.

Он долго смотрел, потом ответил:

Да. Но не знаю, куда ты уйдёшь.

Однажды утром Роман появился вновь. Его дорогой костюм выглядел нелепо в сырой тайге.

Как ты себя чувствуешь? спросил он с фальшивой улыбкой.

Не хватает мне воздуха Алтая, ответила я с горькой иронией.

Он покашлял.

Мне нужен твой подпись на нескольких бумагах. Для отеля. Пойми меня.

В тот миг всё стало ясно. Дела не шли о заботе, а о моём наследстве. Роман хотел схватить всё, а я была преградой.

Я ничего не подпишу, произнесла я тихо, но твёрдо.

Его глаза охладели.

Тогда останешься здесь, пока не изменишь решение.

И он ушёл, не обернувшись.

После его исчезновения Евгений встал рядом и положил руку на мое плечо.

Это не заслуживает тебя. Отец сказал бы тебе бороться.

Как же? Я не могу ходить.

Ноги не всё. У тебя ум, воля. И люди, которые будут рядом.

Той ночью я не моргнула. На следующий день Евгений принес старый телефон.

Пользуйся им. Позвони тем, кому нужно. Я помогу тебе добраться до города.

Трепеща пальцами, я набрала номер Марии, моей бабушкиняни. Как только услышала её голос, я расплакалась.

Мария, Роман бросил меня в тайге. Я хочу бороться. Я хочу вернуть жизнь.

Через несколько дней Мария приехала на микроавтобусе. При содействии Евгения меня подняли и повезли прямиком к семейному адвокату.

Роман вошёл в нотариальную контору уверенный, что всё под контролем. Но услышав меня в инвалидном кресле, с огнём в глазах, он замер.

Думал, я навсегда спрячусь в тайге? сказала я холодно. Нет, Роман. Я дочь своего отца и буду сражаться.

Адвокат подал документы. Роман пытался возразить, но доказательства были ясны: он хотел объявить меня недееспособной, чтобы завладеть всем наследством.

Судебный процесс затянулся на месяцы. В конце суд вынес решение в мою пользу. Наследство осталось моим, а Роман был отстранён не только от имущества, но и из моей жизни.

Однажды после полудня я снова смотрела в окно. Город блестел под солнцем, а в душе рождалась новая сила. Евгений теперь официально управлял имением, а Мария вновь была рядом.

Знаешь, что странно? обратилась я к Евгению. Я думала, моя жизнь закончится в этом кресле. А здесь всё только начинается.

Он улыбнулся робко.

Иногда тайга не конец. Это лишь начало новой дороги.

И для меня, Люда, эта дорога лишь открылась.

Оцените статью
Лили чувствовала, как ладони становятся влажными, словно холодный металл инвалидной коляски сжигает её кожу
À 70 ans, j’ai compris que le plus terrible n’est pas un appartement vide, mais une maison pleine de gens pour qui tu ne comptes pas.