Когда я вышел из кабинета нотариуса, ноги мои подогнулись. Я шёл по улице как во сне — не слышал ни гуда машин, ни голосов прохожих.

Когда я выхожу из кабинета нотариуса, ноги будто подкашиваются. Иду по улице, будто во сне не слышу ни шума машин, ни голосов прохожих. В голове лишь одна мысль: «Они отняли у меня всё».

Вечером открываю старый шкаф и достаю коробку с фотоальбомами. На снимках я, Пётр и Аглая. На вилле, на днях рождения, у моря. Улыбаемся. Молоды. На одной фотографии мы стоим обнявшись: я счастлива, он держит меня за плечо, а Аглая стоит рядом.

Тогда мне кажется, что это дружеский жест. Сейчас вижу в нём всё, чего я не замечала.

Я не сплю три ночи. Лежу, смотрю в потолок, пока в меня не перестаёт падать ни одна слеза.

На четвёртое утро, когда первые лучи освещают комнату, встаю и громко говорю себе:

Хватит.

Вытаскиваю все документы: договоры, расписки, выписки из банковских счетов всё, что может доказать, что вилла куплена на мои рубли.

Помню каждую запись, каждый рубль, который я отдавала.

Тогда я думала, что мы семья и имя в нотариальном акте неважно. Сейчас понимаю, что оно имеет огромный смысл.

В тот же день иду к адвокату. Он спокойно меня слушает, листает дело и говорит:

Дело сложное, госпожа, но есть шанс.

Шанс мне хватает, отвечаю. Я не отступлю.

Через неделю Пётр звонит мне. Его голос звучит, будто говорит о времени.

Аглая, ссоры бессмысленны. Давайте примем ситуацию повзрослому.

Принять повзрослому? повторяю. Он изменил мне с лучшей подругой и унес дом. Это и есть «взрослость»?

Не драматизируй. Ты всегда делала из мухи слона.

Посмотришь, Пётр, тихо говорю. На этот раз я создам чтото из ничего.

Тем временем я нахожу работу в аптеке в центре Москвы. Небольшая, но чистая, аккуратная, с ароматом трав и спирта. Это не моя мечта, но начало.

Вечером возвращаюсь уставшей, но с ясным чувством, что снова есть цель.

Соседи шепчут:

Бедная Аглая, как же так!

Видишь? Муж её бросил ради подруги!

Я только киваю и прохожу мимо. Пусть разговаривают, пусть считают меня слабой. Тем лучше никто не будет ждать от меня мести.

Через два месяца звонят из суда:

Заседание назначено на пятницу, госпожа Иванова.

Сердце скачет.

Этой ночью не моргаю. В голове бегут лица их, улыбки, фальшивая нежность.

Утром надеваю синее платье то самое, о котором Пётр когдато говорил:

В этом платье ты красива, как прежде.

Смотрюсь в зеркало.

Да, но я уже не та, шепчу.

В зале суда сидят они рядом, их руки слегка касаются. Смотрят на меня с надменным уверенностью тех, кто считает себя победителями.

Я сажусь напротив, без макияжа, без маски, только с достоинством.

Мой адвокат начинает.

Документы, фотографии, банковские выписки.

Аглая смеётся презрительно:

Судья, любовь не измеряется деньгами и бумагами.

Судья строго смотрит:

Здесь речь не о любви. Речь о собственности.

В ту же минуту я ощущаю сладкое возмездие. Впервые за месяцы улыбаюсь.

Через две недели решение готово. Вилла возвращается мне. Они должны съехать к концу месяца.

Когда я вновь вхожу в дом, меня встречает чужой запах. Новые шторы, другая мебель, но стены стены всё ещё мои.

Я открываю окна, глубоко вдыхаю и тихо говорю:

Дом, я вернулась.

Через несколько дней Пётр появляется у ворот с букетом дешёвых роз.

Аглая, поговорим?

Нет, Пётр, голос мой спокоен. Есть слова, которые нельзя вернуть, как и люди.

Я закрываю ворота.

Со временем боль тускнеет. На участке сажаю яблоню и ставлю скамейку рядом. Каждый вечер с чашкой чая сижу там, слушая, как ветер шуршит в ветвях.

Иногда думаю об Аглае не с ненавистью, а с тем холодным спокойствием, которое приходит, когда всё закончено.

Понимаю главное: когда тебя предают, это не конец. Это начало. Я возрождаюсь из пепла, из унижения, из молчания. И теперь я знаю, кто я женщина, которая больше никогда не позволит никому отнять её жизнь.

Оцените статью
Когда я вышел из кабинета нотариуса, ноги мои подогнулись. Я шёл по улице как во сне — не слышал ни гуда машин, ни голосов прохожих.
Moi, la Malpropre, je vais tout salir ici… Après tout, je vis dans la rue.