Когда я вышел из кабинета нотариуса, ноги мои подогнулись. Я шёл по улице как во сне — не слышал ни гуда машин, ни голосов прохожих.

Когда я выхожу из кабинета нотариуса, ноги будто подкашиваются. Иду по улице, будто во сне не слышу ни шума машин, ни голосов прохожих. В голове лишь одна мысль: «Они отняли у меня всё».

Вечером открываю старый шкаф и достаю коробку с фотоальбомами. На снимках я, Пётр и Аглая. На вилле, на днях рождения, у моря. Улыбаемся. Молоды. На одной фотографии мы стоим обнявшись: я счастлива, он держит меня за плечо, а Аглая стоит рядом.

Тогда мне кажется, что это дружеский жест. Сейчас вижу в нём всё, чего я не замечала.

Я не сплю три ночи. Лежу, смотрю в потолок, пока в меня не перестаёт падать ни одна слеза.

На четвёртое утро, когда первые лучи освещают комнату, встаю и громко говорю себе:

Хватит.

Вытаскиваю все документы: договоры, расписки, выписки из банковских счетов всё, что может доказать, что вилла куплена на мои рубли.

Помню каждую запись, каждый рубль, который я отдавала.

Тогда я думала, что мы семья и имя в нотариальном акте неважно. Сейчас понимаю, что оно имеет огромный смысл.

В тот же день иду к адвокату. Он спокойно меня слушает, листает дело и говорит:

Дело сложное, госпожа, но есть шанс.

Шанс мне хватает, отвечаю. Я не отступлю.

Через неделю Пётр звонит мне. Его голос звучит, будто говорит о времени.

Аглая, ссоры бессмысленны. Давайте примем ситуацию повзрослому.

Принять повзрослому? повторяю. Он изменил мне с лучшей подругой и унес дом. Это и есть «взрослость»?

Не драматизируй. Ты всегда делала из мухи слона.

Посмотришь, Пётр, тихо говорю. На этот раз я создам чтото из ничего.

Тем временем я нахожу работу в аптеке в центре Москвы. Небольшая, но чистая, аккуратная, с ароматом трав и спирта. Это не моя мечта, но начало.

Вечером возвращаюсь уставшей, но с ясным чувством, что снова есть цель.

Соседи шепчут:

Бедная Аглая, как же так!

Видишь? Муж её бросил ради подруги!

Я только киваю и прохожу мимо. Пусть разговаривают, пусть считают меня слабой. Тем лучше никто не будет ждать от меня мести.

Через два месяца звонят из суда:

Заседание назначено на пятницу, госпожа Иванова.

Сердце скачет.

Этой ночью не моргаю. В голове бегут лица их, улыбки, фальшивая нежность.

Утром надеваю синее платье то самое, о котором Пётр когдато говорил:

В этом платье ты красива, как прежде.

Смотрюсь в зеркало.

Да, но я уже не та, шепчу.

В зале суда сидят они рядом, их руки слегка касаются. Смотрят на меня с надменным уверенностью тех, кто считает себя победителями.

Я сажусь напротив, без макияжа, без маски, только с достоинством.

Мой адвокат начинает.

Документы, фотографии, банковские выписки.

Аглая смеётся презрительно:

Судья, любовь не измеряется деньгами и бумагами.

Судья строго смотрит:

Здесь речь не о любви. Речь о собственности.

В ту же минуту я ощущаю сладкое возмездие. Впервые за месяцы улыбаюсь.

Через две недели решение готово. Вилла возвращается мне. Они должны съехать к концу месяца.

Когда я вновь вхожу в дом, меня встречает чужой запах. Новые шторы, другая мебель, но стены стены всё ещё мои.

Я открываю окна, глубоко вдыхаю и тихо говорю:

Дом, я вернулась.

Через несколько дней Пётр появляется у ворот с букетом дешёвых роз.

Аглая, поговорим?

Нет, Пётр, голос мой спокоен. Есть слова, которые нельзя вернуть, как и люди.

Я закрываю ворота.

Со временем боль тускнеет. На участке сажаю яблоню и ставлю скамейку рядом. Каждый вечер с чашкой чая сижу там, слушая, как ветер шуршит в ветвях.

Иногда думаю об Аглае не с ненавистью, а с тем холодным спокойствием, которое приходит, когда всё закончено.

Понимаю главное: когда тебя предают, это не конец. Это начало. Я возрождаюсь из пепла, из унижения, из молчания. И теперь я знаю, кто я женщина, которая больше никогда не позволит никому отнять её жизнь.

Оцените статью
Когда я вышел из кабинета нотариуса, ноги мои подогнулись. Я шёл по улице как во сне — не слышал ни гуда машин, ни голосов прохожих.
Anna se réveilla dans une pièce lumineuse et silencieuse, embaumant la propreté et le désinfectant. Pendant un instant, elle ne savait où elle se trouvait — uniquement des murs blancs, une douce lumière et le bip régulier de l’appareil près du lit.