Запах жасмина и сырой земли был тем единственным привязующим меня к реальности. Два месяца прошли с того дня, как мой сын Андрей без предупреждения упал, оставив в доме гнетущую тишину, будто тень, притаившуюся в каждом углу.
Невеста Андрея, Снежана, скользила по комнатам, будто призрак хладна, безмолвна, словно обделанная фарфором. Даже в первые мучительные дни траура она не пролила слёзы, не позволила себе единой морщинки на безупречном лице.
Через неделю после похорон мне позвонил адвокат Андрея. Встреча с ним до сих пор звучит в памяти, как будто случилась только сейчас.
Г-жа Иванова, сказал он, поправляя очки, завещание вашего сына совсем ясно. Он оставил вам семейный дом и квартиру в центре Москвы, купленную год назад. Остальные активы, в том числе банковские счета, также перешли в ваше имя.
Я моргнула, ошеломлённо. А как же Снежана? Его жена?
Для неё, ответил адвокат, лишь полис страхования жизни. Никакой недвижимости и счетов. Всё сделано позакону и окончательно.
Я сидела в молчании, сердце бешено стучало. Андрей всегда был педантом, продуманным во всём. Если он решил лишить жену почти всего, то за этим должна стоять причина, глубже, чем я могла бы понять.
Я молчала из преданности, из любви, из того тихого ощущения, что он знал то, чего я ещё не видела.
Два месяца спустя, в один серый утренний день, я спустилась по лестнице и застыла. В гостиной стояла Снежана… в объятиях другого мужчины. Мужчина был высокий, широкоплечий, уверенный. Снежана улыбнулась, не стесняясь, и обратилась ко мне, будто ничего не случилось.
Как раз кстати, Маргарита, сказала она плавно, вложив руку в его, это Даниил мой партнёр.
Пульс забил в ушах. Снежана слишком рано, прошептала я, не веря глазам.
Слишком рано? рассмеялась Снежана, скрестив руки. Вы такая старомодная. Мы с Даниилом решили, что пора перемен. Этот дом стал задушевным. Нужно пространство, понимаете? Так что, будь добра, собери вещи. Переезжай куданибудь ещё.
Я стояла, пока воздух между нами не стал почти ощутимым. Затем чтото внутри, то, что молчало недели, вдруг проснулось.
Дорогая, произнесла я тихо, доставая из кармана конверт, вам, кажется, следует упаковывать вещи.
Я положила толстый конверт на столик. Бумаги внутри упали со звонким, решительным стуком.
Этот дом не ваш, Снежана. Он никогда не был вашим после смерти Андрея.
Снежана нахмурилась, на лице отразилось замешательство. О чём вы, Маргарита?
Я встретила её взгляд, спокойный и непреклонный. Андрей всё оставил мне: дом, квартиру, счета. У вас лишь страховка, и всё. Я не говорила об этом раньше, потому что доверяла, что у сына были свои причины. А теперь, продолжила я, голос твёрдый, я понимаю, почему.
Цвет её лица побледнел. Даниил смутно пошел к двери, будто уже готов был уйти.
У вас есть двадцать четыре часа, чтобы убрать свои вещи, продолжала я, сохраняя почти ласковый тон. Если нет, мой адвокат подаст иск о незаконном захвате. Я хочу, чтобы душа Андрея покоилась в мире, а мир не живёт рядом с обманом.
Я вытащила телефон и без колебаний набрала номер. Гн Карпов? Это Маргарита. Приготовьте, пожалуйста, уведомление об выселении. Подписываю утром.
Бритва её самоуверенности превратилась в панику. Даниил пробормотал чтото под нос и отступил, осознав, что «новый дом», который он представлял, исчез ещё до того, как он успел в него въехать.
Я опустилась в кресло у окна, где поздний свет мягко обнял лицо. Дом снова стал моим но важнее то, что справедливость вернулась. Молчание было актом любви; теперь мои слова стали актом правды.
И, впервые за долгие месяцы, я почти услышала голос Андрея спокойный, благодарный, умиротворённый. История эта, как старый шёлк, всё ещё держит в себе аромат жасмина и влажной земли, напоминая, что даже в глубине скорби может проснуться справедливость.
