25 октября.
Сегодня я, Андрей Петрович, снова оказался в том самом кафе на Тверской, где с дочкой нашей, Златой, пытался найти путь из нашего семейного лабиринта.
Папа, не приходи больше к нам, слышал я в тишине её криков, когда я уходил. Мама всегда плачет, и слёзы не стихают до самого утра. Я бы хотел спросить её: «Мама, почему ты плачешь? Изза папы?», но она лишь шмыгает носом, говоря, что у неё простуда. Я уже подрос, и знаю, что простуда не заставит голос звучать, как дождь из слёз.
Сидели мы за небольшим столиком, я помешивал чай маленькой ложкой, почти успевший охладить. Злата даже не тронула своё мороженое, стоящее в вазекружочке: яркие шарики, укрытые листочком киви и вишенкой, всё это покрыто шоколадной глазурью. Любой ребёнок в шесть лет бросился бы к нему, но Злата уже с прошлой пятницы решила со мной поговорить серьёзно.
Я молчал, а потом спросил:
Что нам делать, дочь? Больше не видеться? Как же я тогда жить буду?
Злата морщила свой кудрявый носик, напоминавший мамин, слегка картошечный, и, подумав, ответила:
Нет, папа. Я тоже без тебя не справлюсь. Давай договоримся: ты будешь забирать меня из детсада каждый пятничный вечер. Мы будем гулять, а если захотим кофе или мороженое (она указывает на свою вазу), можем посидеть в кафе. Я расскажу тебе всё, как мы с мамой живём.
Потом добавила:
Если захочешь увидеть маму, я буду снимать её на телефон каждую неделю и присылать тебе фотографии. Хочешь?
Я, не раздумывая, кивнул и улыбнулся:
Хорошо, так и будем.
Злата вздохнула с облегчением и взялась за мороженое. Но разговор был ещё не закончен. Когда под её носом образовались цветные «усы» из шариков, она облизывала их, становясь серьёзной, почти взрослой.
Папе недавно исполнилось 28 лет, и она в садике нарисовала к этому числу большую цифру «28». Лицо её вновь стало серьёзным, брови сдвинулись, и она сказала:
Мне кажется, тебе нужно жениться
И, чуть льстя, добавила:
Ведь ты ещё не слишком старый
Я оценил её «жест доброй воли» и пробормотал:
Скажешь тоже «не слишком»
Злата, полная энтузиазма, продолжила:
Не слишком, не слишком! Смотри, дядя Серёжа, который уже дважды к маме приходил, даже немного лысый. Вот
Она указала на лоб, пригладив кудряшки, и сделала вид, что поняла меня, когда я взглянул ей в глаза, будто раскрывая маминую тайну. Затем обе руки прижала к губам, глаза округлились признак удивления и растерянности.
Дядя Серёжа? Какой же это «дядя» так часто к вам приходит? Это мамин начальник? почти громко спросил я, чуть подняв голос, чтобы всё кафе услышало.
Папа, я не знаю растерялась она. Может, он и начальник. Приносит конфеты, торты и, может быть, маме цветы.
Я сцепил пальцы, положив их на стол, и долго размышлял. Понимал, что сейчас, в эту минуту, принимаю важное решение. Ведь женщины, особенно те, кто дорого нам, умеют подталкивать мужчин к правильным выводам.
Молчал я долго, пока наконец не выдохнул, разжёг пальцы и сказал:
Пойдём, дочь. Уже поздно, отведу тебя домой и заодно поговорю с мамой.
Злата не задавала вопросов, но быстро доела мороженое. Поняв, что моё решение важнее любого сладкого, она бросила ложку на стол, сорвалась со стула, вытерла губы пятой рукой, шмыгнула носом и, глядя мне в глаза, произнесла:
Я готова. Пойдём.
Мы почти бежали к дому, я держал её за руку, словно знаменосец, поднятый князем Андреем Болконским в бой при Аустерлице.
Как только вошли в подъезд, двери лифта медленно закрылись, унося когото из соседей наверх. Я взглянул на Злату, она, решительно, спросила:
Ну? Что ждём? На каком этаже?
Я подхватил её на руки и бросился вверх по лестнице. Когда мама, Мария Ивановна, открыла дверь, я сразу бросился в разговор:
Ты не можешь так поступать! Кто такой Серёжа? Я тебя люблю, и у нас есть наша семья
Я обнял её, а потом и маму, а Злата обняла нас обоих за шею, закрыв глаза.
**Урок:** даже в самых запутанных семейных узлах стоит слушать ребёнка, ведь его простая честность может стать тем мостом, который соединит сердца взрослых.
