Твои вещи уже собраны, сказала свекровь и указала на чемодан у двери в квартире на улице Пушкинской в Новосибирске.
Что вы себе позволяете! Василиса едва сдерживалась, чтобы не крикнуть громче. Это же мой дом, кстати!
Твой? усмехнулась Клавдия Степановна, вытирая руки о фартук. Игорёк мой сын, квартира оформлена на него, так что выбирай слова осторожнее.
Я живу здесь уже восемь лет! Восемь! И вы не имеете права
Имею, милая моя, ещё как имею. Показала на кастрюлю. Возьми её, мне обед готовить. Ты будто у меня гость, а не хозяйка.
Василиса схватила кастрюлю так резко, что борщ чуть не упал. Руки дрожали, в висках гудело. Свекровь приехала три дня назад, а в квартире уже всё перевернулось вверх дном по её меркам.
Я понимаю, что вы волнуетесь за сына, но
Не волнуюсь. Я знаю, что делаю. Ты только о себе думаешь. Игорь в больнице, а ты тут борщ варишь.
Я каждый день к нему еду! воскликнула Василиса. Сейчас его нельзя навещать, процедуры!
А ты сама дома сидишь, а потом «процедуры». Если бы ты была женой, ты бы не пропадала без дела.
Василиса поставила кастрюлю обратно, глубоко выдохнула, попыталась сосчитать до десяти, как учила психолог. Не дошла.
Знаете что? тихо произнесла она. Делайте, что хотите. Я пойду прогуляюсь.
Она схватила пальто, наделa ботинки, даже не завязав шнурки, и выскочила на улицу. Прижалась лбом к холодной стене дворика, глубоко дышала, пытаясь успокоить внутренний вулкан.
Игорёк попал в больницу неделю назад с аппендицитом. Операция прошла, но осложнения задержали выздоровление. Василиса металась между работой и больницей, почти не спала. А к тому же свекровь, как буря, поселилась в их жилье, заняла спальню, а Василиса диван в гостиной.
Она спустилась по лестнице, вышла во двор, октябрьский ветер развевал её пальто. Села на лавочку, затянула сигарету.
Василька, ты чего такая? окликнула её соседка Людмила Петровна, проходившая с сумкой. Свекровь приехала, слышала? Как помогает?
Помогает, ухмыльнулась Василиса, но без юмора.
Людмила, шестидесятилетняя одна, с добрыми глазами, кивнула:
Знаешь, свекрови бывают разные. Моя, уже не с нами, тоже любила руководить. Я поняла, что так она выражает любовь давлением, потому что иначе не умеет.
Клавдия Степановна любит только сына, меня она терпит.
Может, боится потерять контроль. Ей уже семьдесят, сын её единственная опора, а сейчас он в больнице.
Василиса докурила и бросила окурок в урну.
Жить с ней невозможно, пробормотала она. Она меня сведёт с ума.
Переживёшь, ответила Людмила, похлопав её по плечу.
Вспоминая, как всё началось, Василиса вспомнила их первую встречу на работе. Игорёк пришёл согласовать документы, они столкнулись в коридоре, бумаги разлетелись, он помог собрать, улыбнулся, пригласил в кафе. Его ухаживание было старомодным, с букетами и комплиментами, и ей это понравилось.
Он почти ничего не говорил о семье, лишь упоминал, что мать живёт в небольшом провинциальном городке, навещает её пару раз в год, а отца давно нет.
Свекровь впервые появилась на их свадьбе: хрупкая, со сединой, осматривающая Василису как товар на рынке. Ее реплики были коротки, но с подковыркой.
Платье, конечно, красиво, но немного широкое.
Держи букет правильно, а то будет как веник.
Игорёша, ты уверен?
Игорёк лишь улыбался, отшучивался, мол, мама переживает, это нормально. Свадьба прошла, Клавдия Степановна уехала, но звонки не прекращались. Она постоянно звонила, советовала, жаловалась.
Постепенно мать стала частым гостем, переставала уходить после праздников. В квартире всё менялось: переставляла мебель, готовила то, что нравилось Игорю, игнорировала Василису, критиковала её кулинарию, уборку, одежду.
Игорёша, как ты живёшь с ней? Шторы грязные, я бы уже постирала.
Василиса, а ты не думала сменить причёску?
Опять макароны? Игорёк, ты же их не любишь! Сейчас котлеток пожарю.
Игорёк молчал, уходил в другую комнату, оставляя Василису бороться с упрёками.
Годы шли, детей не было, врачи говорили о стрессе и возрасте. Клавдия Степановна намекала, что виновата именно она. Игорёк молчал, а Василиса плакала в ночи, стараясь не разбудить его.
Но со временем мать стала приезжать реже, Василиса научилась не реагировать на её колкости. Жизнь не была идеальной, но хуже уже не было.
Тогда Игорёк вновь попал в больницу. Через три часа после звонка к ним в квартиру ввалилась Клавдия Степановна с огромной сумкой, кастрюлями, решительным видом.
Я теперь надолго, заявила она. Игорёк без присмотра нельзя оставлять.
Василиса поднялась с лавочки, отряхнула пальто и пошла к двери. На пороге стоял её старый синий чемодан.
Твои вещи уже собраны, повторила Клавдия, указывая на чемодан. Можешь забрать.
Василиса замерла, в ушах гудел голос.
Ты меня поняла. Игорёк сейчас нужен покой, а не твои истерики. Он сам сказал, что ты постоянно нервничаешь. Пока он болеет, живи отдельно.
Игорёк говорил? запнулась она. Это ложь.
Правда, милая. Он попросил меня тебя отправить. Не навсегда, только пока не поправится. Съедай у подруги.
Она открыла чемодан: внутри её платья, кофты, бельё, всё беспорядочно.
Вы не имеете права, прошептала она.
Имею. Я мать Игоря, и знаю, что ему нужно.
Василиса подняла глаза, встретилась с каменным лицом свекрови.
Вы позвоните Игорю? спросила она.
Звони, он всё подтвердит.
Дрожащими руками она набрала номер мужа, услышала долгие гудки, затем сонный, слабый голос Игорёка.
Алло?
Игорёк, это я. Мама сказала, что ты просил меня уйти. Это правда?
Тишина висела, будто тяжёлый камень.
Мама считает, что так лучше. Вы же не ладите, а мне сейчас нервничать нельзя.
Ты согласен? Ты хочешь, чтобы я уехала?
Хотел бы, чтобы вы не ссорились. Перебудьте пару недель, а потом…
Василиса повесила трубку, села на пол в прихожей, спина уперлась в стену. Клавдия стояла над ней, победно улыбаясь.
Ну что, убедилась? Забирай свой чемодан и уходи.
Внутри её охватило странное чувство: будто давно натянутый канат наконец разорвался. Боль перемешалась с облегчением.
Хорошо, произнесла она тихо. Я уйду.
Подняв тяжёлый чемодан, она подошла к двери.
Знаете что, Клавдия Степановна? остановилась у проёма. Я не вернусь.
Как так? Игорёк же
Пусть живёт с вами. Вы для него важнее, чем я. Восемь лет я терпела ваши уколы, думала, что всё пройдёт. Но понялa, что больше не могу.
Клавдия побледнела.
Ты что позволяешь себе? Игорёк тебя не отпустит!
Посмотрим.
Василиса вышла, закрыла дверь, спустилась по лестнице, везя чемодан. На улице позвонила подруге Свете.
Света, могу к тебе переехать? С вещами.
Конечно, жду.
В такси она посмотрела в окно: дома, деревья, прохожие. В голове крутилась мысль о Игорёке тихий, надёжный, но любовь к нему была скорее привычкой, страхом одиночества. Он никогда не защищал её, когда мать говорила гадости, уходил в себя, перекладывал решения на неё.
Такси остановилось у квартиры Светы. Третьим этажом её встретила Света в халате с чашкой кофе.
Что случилось?
Можно у тебя пожить? Пока не найду своё жильё.
Конечно. Садись, рассказывай.
Василиса рассказывала, плакала, смеялась. Света слушала, подливала чай.
Ты слишком хороша для этого Игоря, сказала она. Ты умна, красива, трудолюбива. А он он как тряпка, мать его завязала, теперь и тебя держит.
Не завязала, уже завязала.
Теперь ты свободна. Разведёшься, начнёшь жить нормально.
Василиса кивнула.
Через неделю Игорёк выписали. Он звонил, просил вернуться, обещал, что всё наладится, мать уехала.
Василька, почему молчишь? Приезжай.
Игорёк, ты понимаешь, что произошло?
Мама перегорела, но волновалась за меня.
А кто волновался за меня? Ты?
Я
Я не начинаю. Я заканчиваю. Подам на развод.
Игорёк удивлённо вскрикнул.
Что? Ты с ума сошла изза одной ссоры?
Не изза одной. Изза восьми лет.
Он продолжал звонить, но потом замолчал.
Василиса нашла небольшую квартиру на окраине, переехала, устроилась на новой работе, начала читать, гулять. Впервые за долгое время она почувствовала себя живой.
Через месяц свекровь позвонила, захотела встретиться. В кафе она выглядела старой, осунувшейся.
Я хотела поговорить, начала она.
Слушаю.
Игорёк почти не ест, не следит за собой. Говорит, что ты не хочешь с ним общаться.
Я подала на развод.
Почему? Неужели нельзя простить?
Восемь лет ты меня унижала, Игорёк молчал, ты выгнала меня из дома, собрала чемодан, как прислугу. Я не прощу.
Клавдия замолчала, опустив глаза.
Всю жизнь боялась, что Игорь меня бросит. Муж ушёл, когда сыну было три, назвал меня скучной. Одна, я растила Игоря, баловала, боялась, что он тоже уйдёт. А потом ты появилась, и я подумала, что ты отнимешь его у меня.
Я не отнимала, ответила Василиса. Я просто хотела быть женой Игоря.
Прости.
Василиса вздохнула, глядя на сгорбленную старушку.
Я вас прощаю, но это ничего не меняет. Я не вернусь к Игорю.
А если он изменится?
Он не изменится. Ему удобно, как есть: мама рядом, жена терпит.
Свекровь встала, кивнула.
Тогда прощай.
Василиса допила кофе, вышла на улицу, смотрела на витрины и людей. Внутри её душа успокоилась, будто тяжёлый груз наконец снят.
Развод прошёл без споров, Игорёк не стал требовать имущество. Она начала всё с нуля. Через год нашла работу получше, познакомилась с Сергеем внимательным, не навязчивым, уважающим её пространство.
Жаль, что развелась? спросила Света.
Нет. Чемодан у двери был знамением: пора уходить, перестать терпеть.
А восемь лет?
Это опыт, который показал, чего я не хочу.
Она улыбнулась, глядя на осенний Новосибирск, где листья крутились, покрывая землю золотым ковром. Зима придёт, потом весна, всё меняется, но каждый раз поновому.
Иногда нужно уйти, чтобы найти себя. Иногда нужно потерять, чтобы обрести. Чемодан у двери не конец, а начало нового пути.
