Привет, подруга, слушай, что у меня происходит.
Я стою у старого деревянного забора у нашего дачного дома в Подмосковье, листва шуршит под ногами, а в душе всё крутится от недавних событий. Всего десять дней назад мы простились с мамой на местном кладбище, и с тех пор её образ не даёт мне покоя ни секунды. Холодный ноябрьский ветер уже принёс предзимнюю свежесть, а ранний сумрак ощущается как пустота. Когда вспоминаю прощание, в руках дрожит: мама годы провела, ухаживая за нашим младшим братом Игорем, отдавая ему каждый вечер и утро, а теперь мне придётся взять эту ответственность на себя.
Мне уже 45, а Игорю 35, но с детства у него серьёзные проблемы с опорно-двигательной системой, и он постоянно нуждается в помощи. Пока мама была живой, я полагала, что её любовь и сила всегда спасут, но открыто думать о будущем боялась. Сейчас откладывать нельзя: дом пустой без мамы, а Игорь самый уязвимый в семье.
Сразу после похорон я взяла отпуск в бухгалтерии строительной фирмы, где работаю. Директор сначала пошёл навстречу, но напомнил, что нельзя надолго выпадать из ритма квартальные отчёты уже ждут. При оформлении опеки нужно было несколько свободных недель, а я не знала, успею ли успеть всё собрать. Каждый день я таскала кучу бумаг: справки о здоровье брата, врачебные заключения, старые судебные решения о его недееспособности. Когда я заходила в отделение соцзащиты, ощущала тяжесть на плечах, словно вдвойне увеличилась ответственность: сотрудники задавали тонкие вопросы о доходах, жилье, образе жизни.
Никто меня не враждебно не встречал, но каждый вопрос звучал как проверка на прочность. Понимали, что я должна не забывать об Игоре, что семья готова его принять. При этом меня тревожило, что муж, Сергей, не привык к постоянному присутствию младшего родственника, а наша взрослая дочь, Алина, пока ещё не ясно сказала, как примет такие перемены.
На следующий день после визита в соцслужбу я снова зашла в наш старый дом, чтобы посмотреть, как Игорь живёт один. Пустые комнаты казались чужими, старый шкаф, где мама хранила посуду, напоминал о прошедших годах. Игорь сидел на диване, обхватив колени, и глядел в окно. Нужно было помочь ему с лекарствами, приготовить простой обед, разогреть воду для умывания. Мне предстояло решить, переедет ли он ко мне в квартиру или я временно перееду в их дом. Но в городе ждали школьные друзья дочери, работа требовала отчётов всё это давило.
Я ещё не успела собрать семейный совет, но понимала, что ждать нельзя. У Игоря мало сил, чтобы сам готовить еду или ходить в магазин. Мама всё делала за него, а теперь эта забота переходит к сестре. Возвращаясь в город, в голове крутятся вопросы: где взять ресурсы, чтобы поддержать брата, не потерять работу и не разрушить хрупкое равновесие в семье?
Через пару дней выпал первый снег, тротуары покрылись льдом, и я оформила временную социальную помощь, но поняла, что её мало. Нужно постоянное содействие. Пока я копалась в документах, Сергей намекнул обсудить бюджет. Мы живём в трёхкомнатной квартире на окраине Москвы: одна у дочери, вторая рабочий кабинет Сергея, а гостиная служит собранием всей семьи. Разместить Игоря было бы проще всего, но муж сказал, что ему будет неудобно проводить видеоконференции. Он предложил переоборудовать кладовку, но это выглядело как полумера.
Я раньше не замечала, насколько тесно будет у нас, пока не представила, как Игорь передвигается на своих костылях по коридору. Сергей молчал, но в его голосе слышалось напряжение. Он не хотел игнорировать проблемы Игоря, но и менять свои привычки не желал. Ночами я перебирала варианты: снять ему комнату рядом, переставить мебель, вызвать соцработника. Всё выглядело половинчатым, ведь Игорь хочет быть рядом, а не за закрытой дверью.
На работе тоже становилось жарко: после отпуска накопилось много неподписанных договоров, начальник всё чаще делал замечания. Я оставалась допоздна разбирать бумажные кучи, потому что уйти раньше не могла нагрузка в бухгалтерии росла перед годовым закрытием. По утрам брала кофе в термос, сначала бросалась в дом, проверять, как Игорь перенёс ночь, потом в офис, а вечером обратно в квартиру, где Сергей, кажется, уже забыл о семейных посиделках. Алина в этом году должна была сдавать диплом, так что её тоже занимали дела.
Мам, когда мы наконец поговорим? однажды крикнула Алина, встречая меня в коридоре. Я не хочу ссориться, но ты всё то у Игоря, то в офисе, и я не могу найти время, чтобы рассказать о своей практике.
Я вздохнула, провела рукой по её волосам: Прости, мне действительно важно узнать, как у тебя дела, но я сейчас буквально разрываюсь. Может, на выходных выберемся втроём куданибудь?
Алина пожала плечами и ушла в свою комнату, а я почувствовала, что силы уже не хватает, чтобы удерживать всё одновременно.
В начале декабря я договорилась о бесплатной консультации Игоря в районной поликлинике. Нужно было увидеться с неврологом и терапевтом, оформить новые рецепты и реабилитацию. В очереди в кабинете больницы он уже нервничал, сидя на жёстком стуле слишком долго. Я успокаивала его рассказами о наших детских прогулках, когда мама водила нас по тихим улочкам. Игорь слегка улыбнулся, но тревога не уходила до приёма. Врачи назначили дополнительное обследование, а медсестра сказала, что уход за таким пациентом нелёгок: придётся часто менять лекарства и следить за нагрузкой на суставы.
Зимой Игорю станет ещё труднее выходить из дома снег, гололёд, а его костыли не дают уверенности. Я поняла, что моя поддержка теперь единственная, а часов в дне не хватает. Вернувшись домой, я быстро разогрела еду, но сама лишь сделала пару глотков воды: голова болела от усталости, мысли бросались вперёд. Где найти надёжную помощь?
Сергей пару раз пытался обсудить расход и время: если Игорь переедет к нам, вырастут коммунальные счета, понадобится оборудование. Однажды вечером, когда за окном сгущалась морозяная тьма, он сказал на кухне:
Лен, мы не можем закрыть глаза. Если переводим Игоря, нужно всё продумать. Я понимаю, ему нужна семья, но у нас и так завалы
Я села, стараясь сохранять спокойствие: Я помню о расходах, но сейчас главное, чтобы Игорь не остался один. Ты же видишь, как ему тяжело. Я не готова бросать его в соцслужбу, где, кажется, персонала не хватает.
Он провёл рукой по подбородку, откинулся: Понимаю, но нам будет тесно, и ты почти не бываешь дома. Где тогда найдётся место для моих планов?
Голос был ровным, но в нём сквозила досада. Я хотела возразить, но остановилась. Вина и растерянность висели между нами.
В середине декабря Алина настояла на семейном ужине, чтобы обсудить, как будем жить дальше. Она позвала Сергея придти пораньше. К тому времени новый мороз окутал город снежным вихрем, а день стал коротким. Я, успев отвезти Игоря после визита к окулисту, вбежала в квартиру с портфелем отчётов и сумкой продуктов. Было уже семь вечера, но все собрались в гостиной.
Мама, я устала молчать, начала Алина, глядя на нас. Мне нужно знать, на что я могу рассчитывать после сессии. Я собираюсь искать подработку, у меня много вопросов. Но ты всё то у Игоря, то в офисе.
Сергей кивнул: Точно. Я тоже не успеваю с тобой посоветоваться, Лен, потому что, когда ты появляется, мы не видим возможности даже поговорить в тишине.
Я хотела объясниться, но в голове зазвенел голос, что все крутятся вокруг меня, а я не могу ответить. Я встала со стула и почти выкрикнула:
Думаете, мне легко? Я разрываюсь между вами и братом! Мама только что умерла, жизнь перевернулась! Вы могли бы спросить Игоря, предложить ему помощь
Сергей повысил голос: Или ты нас обвиняешь? Может, ты считаешь, что мы не пытаемся? А о моём новом проекте ты тоже не помнишь? Видимо, важен только Игорь!
Слова повисли, как натянутая струна. Алина побледнела и вышла из комнаты. Сергей и я остались друг напротив друга, понимая, что к прежнему равновесию уже не вернёмся.
Он резко обернулся, схватил куртку и пошёл на улицу, чтобы остыть. Я осталась, сжав кулаки от обиды и усталости. Всё, чего мы боялись сказать, теперь вырвалось наружу. Поняла: назад пути нет, придётся выбирать, как жить дальше, помогая брату, но не разрушая семью окончательно.
Утром после ссоры я проснулась на диване: ночью Сергей так и не пришёл, а возвращаться в квартиру без разговора казалось трусостью. На столе лежали помятые бумаги опеки, а из окна просачивался бледный декабрьский свет. Телефон мигал пропущенными звонками от начальника. Я открыла мессенджер и вместо оправданий отправила короткое сообщение: прошу частичный удалённый график до конца квартала и обещаю к вечеру выслать план закрытия отчётов. Отправив, почувствовала странное облегчение впервые за недели я сама сформулировала, что мне нужно.
К полудню я добралась до Игоря. Он встретил меня у двери, держась за косяк: Ты в порядке? спросил, чувствуя моё напряжение. Я рассказала о вчерашнем «взрыве» и о том, что хочу забрать его к себе хотя бы на месяц, пока решаем вопрос опеки. Будет тесно, сказал он, но если так надо, я не против. Я улыбнулась: согласие и доверие стали самым важным.
Вечером Сергей всё-таки появился у дома, замёрзший и раздражённый, но без обиняков. Мы остались на крыльце, укрывшись от ветра. Я погорячился, сказал он. Давай распределим, кто чем занимается. Мне нужно место для работы, тебе время для брата. Я кивнула и предложила воскресенье для семейного совета. Это была моя первая твёрдая договорённость после похорон мамы.
Семейный совет прошёл в нашей квартире, где пахло гречкой и свежим хлебом. На столе лежал блокнот с тремя колонками: «Игорь», «Работа», «Наши дела». Алина предложила разделить комнату ширмой, перенести мой стол в другую часть, а гостиную отдать братику с раскладным пандусом к балкону. Я беру аптеку и график лекарств, сказала дочь. Сергей взялся за монтаж поручней и покупку складного стула для ванной. Я записала утреннее кормление и общение с соцслужбой. Решение оказалось простым, но пришлось признать, что одна я не справлюсь.
В январе я начала работать из дома три дня в неделю, ноутбук у окна, контролируя расчёты и консультируясь с бухгалтерией по видеосвязи. По Трудовому кодексу мне полагаются до четырёх выходных в месяц для ухода за недееспособным родственником, я подала заявление в отдел кадров. Не самая большая льгота, но официальная значит, система признала мою необходимость.
В конце февраля пришла инспекторша из органа опеки проверять условия. Сергей заранее закрепил поручни в коридоре, Алина разложила на столе паспорта, справки и список лекарств. Инспектор спросила Игоря о режиме дня, проверила двери и записала: «Комната соответствует, ответственность распределена, конфликтов нет». Когда она ушла, я впервые позволила себе коротко посмеяться и расплакаться от усталости. Поняла, что место Игоря в нашем доме стало реальностью, а не лишь гипотезой.
В марте первые пробки на тротуаре растаяли. Утром, пока тонкий лёд ещё держался, я помогала брату делать зарядку: сгибания, наклоны. Сергей кипятил чай, жалуясь на задержку доставки ортопедического кресла. Алина собиралась в колледж, проверяя список покупок ей доверили контролировать ежемесячные закупки лекарств по электронному рецепту. Всё шло медленнее, но без криков, и это стоило бессонных зимних недель.
В тот же день пришло письмо с решением об установлении опеки. Внизу указали, что опекуну полагается небольшая доплата к пенсионным выплатам и ежегодная индексация. Сумма была скромной, но покрывала часть процедур ЛФК. Я позволила себе выключить телефон на час и просто смотреть, как солнечные блики играют на мокром асфальте.
Вечером зашла в гостиную. Игорь сидел у окна, листая старый фотоальбом с мамиными снимками, которые я принесла днём. Поставила рядом чашку чая, поправила рамку с семейным портретом и присела. Сергей приглушил свет, давая понять, что пора отдыхать. Алина подпевала себе, собирая рюкзак. Я коснулась руки брата: жизнь стала теснее, счета выросли, сон короче, но вокруг теперь тихо, без постоянной угрозы. С улицы доносился ровный стук талой воды по желобу. Слушала этот звук и думала, как здорово, что в доме наконец-то всегда есть ктото, кто скажет: «Я рядом».
