Аксинья всегда считала себя сообразительной женщиной. У неё была хорошая работа в престижной компании «Северный Технолоджи», уютная квартира в центре Москвы и даже кот рыжая, своенравная Мурка, разделявшая её независимый характер.
В тридцать второй год Аксинья была убеждена, что жизнь у неё в полном порядке: карьера шла в гору, друзья ценили её за прямоту и острый юмор, мужчины уделяли внимание. Всё изменилось, когда в её офис пришёл новый финансовый директор высокий, со сединой у висков, в безупречном костюме. Его голос был тихим, но каждое слово звучало настолько весомо, что коллеги невольно притихали.
Аксинья, руководитель отдела маркетинга, часто встречалась с ним на совещаниях. Сначала она лишь отмечала про себя его ум и деловую хватку, но вскоре начала ждать этих встреч, как будто они стали её маленьким праздником.
А потом наступил корпоратив. За бокалом сухого белого вина они начали беседовать, посмеялись над придурковатыми шутками начальства, и в какойто момент его пальцы лёгким касанием коснулись её запястья. Аксинья ощутила холодок, пробежавший по спине.
Ты не такая, как все здесь, сказал он, глядя пристальным взором, от которого у неё перехватило дыхание.
Она знала, что он женат, что у него двое детей и загородный дом. Но когда он стал писать ей сообщения, звать на обеденные прогулки, а потом и на ужины в ресторанах, она позволила себе забыть о правде.
Я не могу сейчас уйти от неё, объяснял он однажды, поглаживая её руку. Дети, кредиты, общий бизнес Но ты же понимаешь, что настоящее только между нами?
Аксинья кивала, закрыв глаза. Его пальцы были тёплыми, голос звучал так убеждающе, что хотелось поверить каждому слову. Она представляла, как он в конце концов скажет жене правду, как они вместе найдут ей новую квартиру и как оба перестанут прятаться.
Скоро всё изменится, шептал он, целуя её висок. Просто дай мне ещё чутьчуть времени.
И она давала. Сначала месяцы. Потом годы.
Она научилась жить в этом странном промежутке между «скоро» и «никогда». Не звонить первой, не писать лишнего, не спрашивать, как прошли его выходные с семьёй. Улыбаться, когда он рассказывал о школьных успехах дочери, и молчать, когда жаловался на жену, которая «совсем его не понимает».
Ты единственная, кто меня понастоящему знает, говорил он, и Аксинья принимала это как комплимент, а не как приговор.
Она покупала красивое бельё к редким встречам, училась готовить его любимые блюда, терпеливо слушала его рассуждения о работе. Иногда, лёжа рядом, она ловила себя на мысли, что не знает, какой у него любимый цвет или отношение к опере. Зато знала, как он вздыхает от усталости и как морщит лоб в гневе.
Когда же? иногда спрашивала она, а он каждый раз находил новый ответ.
То кризис на работе, то проблемы со здоровьем у тестя, то сын слишком мал для таких потрясений. Аксинья кивала, сжимая зубы. Она уже не верила, но боится признаться в этом даже самой себе.
А потом случилось несчастье. Жена Владимира попала в аварию. Не смертельную, но серьёзную переломы, длительная реабилитация. Аксинья думала, что теперь он окончательно поймёт, как несчастен в браке. Но он стал исчезать в больнице, отменять встречи, не писать.
Она не выдержала и пригласила его в номер отеля, чтобы всё обсудить.
Мне сейчас нужна она. Она как никогда нуждается во мне, говорил он, сбивчиво. Подожди немного, она встанет на ноги, и тогда
«Тогда» слово зависло в воздухе, как последняя соломинка, за которую Аксинья ухватилась в отчаянии. Она хотела крикнуть: «А как же я? Разве я тебе не нужна?», но губы дрожали, голос не слушался.
Владимир стоял у окна, спиной к ней, силуэт его отчётливо вырисовывался на фоне вечерней Москвы. Он говорил о переломах, реабилитации, о том, что жена почти не встаёт с постели.
Она даже ложку сама держать не может, прошептал он, и в его голосе Аксинья впервые услышала не только заботу, но и боль.
Ты переживаешь за неё, сказала она, отмечая констатацию.
Он обернулся, глаза наполнились такой мукой, какой Аксинья прежде не видела. Не в тот момент, когда он жаловался на «скучный брак», а когда осознавал, что её жизнь действительно в опасности.
Она же мать моих детей, произнёс он, словно объясняя всё.
Тогда всё стало на свои места.
«Подожди немного», повторила она его слова, горько усмехнувшись. Ты же говорил, что с ней всё кончено, что между вами уже нет ничего.
Владимир опустил глаза и начал изворачиваться:
Так и есть. Но
Аксинья медленно подошла к двери.
Знаешь, Владимир, я тоже когдато думала, что нужна тебе, произнесла она, не оборачиваясь. Но на самом деле тебе не нужна ни жена, ни я тебе просто было удобно.
Тишина в комнате стала густой, как смола. Владимир замер, будто её слова вонзились в него острыми осколками.
Ты хотел иметь всё, продолжила она, наконец повернувшись к нему. Голос дрожал, но слёз не было. Жёну, которая создаёт уют, воспитывает детей и хранит покой. И меня чтобы чувствовать себя желанным, молодым, чтобы было кому пожаловаться на «ту самую» жену.
Он попытался перебить, но Аксинья резко подняла руку:
Нет, послушай! Ты не любил ни её, ни меня. Ты любил только то, что они давали тебе. К жене ты возвращался, потому что она твоя зона комфорта. Ко мне бежал, когда захотел остроты.
Владимир побледнел. Пальцы нервно сжали край стола.
Ты несправедлива начал он, но Аксинья лишь горько рассмеялась.
Справедливость? Хочешь говорить о справедливости? Тогда скажи честно: если бы не эта авария, сколько бы ещё продолжался бы этот фарс? Год? Пять? Десять? Ты бы до старости метался между двумя женщинами, убеждая каждую, что она единственная?
Он молчал. И это молчание было громче любых слов.
Аксинья глубоко вдохнула и поправила прядь волос, собрав мысли.
Знаешь, что самое обидное? её голос стал тихим и усталым. Я не злюсь на твою жену. Я злюсь на себя за то, что поверила в сказку про «несчастного в браке мужчину». За то, что закрывала глаза на правду. За то, что позволила тебе использовать меня.
Она взяла сумку и открыла дверь. На пороге остановилась:
Желаю тебе, Владимир, хотя бы раз понастоящему полюбить. Чтобы ты наконец понял, как больно было нам обеим.
Дверь закрылась с тихим щелчком. На этот раз окончательно.
Эпилог
Год спустя Аксинья случайно встретила его в парке. Он шёл с женой, опирающейся на трость, медленно рядом. Владимир бережно поддерживал её под локоть, тихо шепча чтото на ухо. На его лице появилось то, чего Аксинья никогда не видела за все годы их отношений тревожная, нежная забота.
В тот миг она наконец отпустила. Потому что поняла: она никогда не была ему нужна. Ей досталась лишь роль «временного утешения» для человека, который любил только себя.
Теперь всё закончилось. Аксинья расправила плечи и пошла навстречу новой жизни туда, где её ценят не за то, что она может дать, а просто за то, что она есть. Ведь истинное счастье это умение любить себя, а не ждать признания от чужих глаз.
