«Ты бедна и навсегда будешь жить в съемной квартире», говаривала свекровь. А сейчас она арендует комнату в моём особняке.
А шторы можно поменять? голос Алевтины Григорьевны за спиной звучал тяжёлым, как бархатные занавеси, от которых она давно отталкивалась. Этот цвет давит. Делает комнату мрачной.
Ксения медленно огляделась. Она сама выбирала эту ткань плотный бархат винного оттенка, который идеально сочетался со светлыми стенами и старинным комодом. Это была её маленькая дизайнерская победа.
Вам не нравится?
Ой, не переживай, дочь моя. Дарённому коню в зубы не смотрят Просто говорю, что думаю. Разве я не имею права на своё мнение в доме любимого сына?
Ксения смотрела на свекровь, стоявшую, скрестив изящные руки на груди, и с лёгкой отрешённостью обозревала комнату.
Свою комнату. Ту самую, которую мы с Дмитрием отдали ей в новом доме. В нашем «замке», как шутил Дмитрий, глядя на башенки, о которых Ксения мечтала с детства.
Конечно, имеете право, Алевтино Григорьевна.
Вот и хорошо. Иначе я уже подумала, что дышать здесь тоже придётся отчитываться.
Двадцать лет. Двадцать лет прошли, а ничего не изменилось. Лишь обстановку заменили.
Раньше была арендованная «однушка» с цветочными обоями, теперь просторный дом, каждый квадратный метр которого стал результатом труда нашего с Дмитрием.
Я просто хочу чуть больше уюта, добавила она, проведя пальцем по полированному фасаду комода. Пыль её надо бы вытрести. А ты, мол, уже к этому привык. Вы же с Дмитрием столько лет жили в чужих уголках.
Ксения ощутила, как внутри чтото сжалось. Это не было больно, а знакомо, как фантомная боль в давно ампутированной конечности. Она вспомнила.
Помнила тот день, когда мы с Дмитрием толькотолько переехали в нашу первую квартиру крошечную на окраине, с протекающим краном и скрипучим паркетом. Мы были счастливы до дрожи.
А потом пришла она. Окинула взглядом наше скромное жилище, сжала губы и вынесла приговор, глядя не на сына, а лишь на Ксению.
Ты бедна и всегда будешь тянуть его к себе на дно. Запомни мои слова: у тебя ничего не будет, и никогда.
Ксения молчала. Что могла ответить? Двадцатигодичная девушка, влюблённая и уверенная, что любовь всё победит.
И победила. Только цена была в двадцати годах её жизни: двадцать лет упорного труда, бессонных ночей, двух обруча, заложенных в банк, и одного рискованного ITпроекта, который в конце концов взорвался, позволив нам позволить себе всё.
Алевтина Григорьевна за эти годы потеряла всё. Сначала мужа, потом просторную квартиру в центре вложила деньги в аферу, посоветовавшую её «очень статусная дама». Жажда лёгких денег и статуса оставила её ни с чем.
Дмитрий говорит, вы отдали мне лучшую гостевую комнату, свекровь подошла к окну. С видом на сад. Наверное, чтобы я видела, как ты там с розами возится, и не забывала о своём месте.
Наше место теперь здесь, твёрдо сказала Ксения. И ваше тоже.
Моё место, дочь, было в моей квартире, отрезала Алевтина Григорьевна. А это это временный приют. Щедрый жест. Чтобы все видели, какая у моего сына добрая жена. Не мстительная.
Она обернулась, и в её глазах Ксения увидела то же, что и двадцать лет назад холодное, ядовитое пренебрежение.
Главное, чтобы твой замок не оказался карточным, Ксения. Падать с такой высоты будет больно.
Вечером, за ужином, Алевтина Григорьевна вновь вернулась к шторкам, но уже только к Дмитрию.
Дмитрий, я тут подумала У тебя теперь статус, своя фирма. К вам, наверно, приходят партнёры. Дому нужен вид. А эти темные комнаты они создают гнетущее впечатление.
Ксения поставила на стол салат. Руки не дрожали. Она давно научилась держать себя в руках.
Мама, нам нравится, мягко сказал Дмитрий. Ксюша сама всё подбирала, у неё отличный вкус.
У Ксюши практический вкус, сразу подхватила свекровь, подарив невестке ласковую улыбку. Она привыкла, чтобы было неярко и навечно. Хорошая черта для тяжёлых времён.
Но сейчас сейчас можно позволить себе лёгкость. Свет. У меня есть знакомая, замечательная декораторша. Она могла бы дать несколько советов.
Ксения почувствовала, как её загнали в угол. Отказать значит быть упрямой и не желать добра дому. Согласиться значит признать свой вкус никчёмным.
Я подумаю об этом, ровно ответила она.
Думать тут нечего, дочь. Нужно действовать, пока дом не пропитался этой городской базой.
На следующий день Ксения зашла на кухню и замерла. Все её банки со специями, собранные годами со всего мира и аккуратно разложенные, оказались смещёнными в угол. На их месте стоял сервиз Алевтины Григорьевны единственное, что она унесла из прежней жизни.
Я просто немного прибрала, появилась свекровь за её спиной. А то у тебя всё какает как-то хаотично. Муж должен приходить в дом, где порядок. Это его успокаивает.
Ксения молча взяла свои специи и начала возвращать их на место.
Не надо было, я сама бы.
Конечно, сама, вздохнула Алевтина Григорьевна. Ты всегда всё сама. Сильная женщина. Только через таких сильных женщин мужчины становятся слабыми. Ты всё на себя тянула, и Дмитрий привык. А ему надо было с самого начала почувствовать себя главным.
Это был удар под дых. Все годы, когда она работала программисткой рядом с мужем, писала код ночами, поддерживала его после провалов, искала инвесторов для первого проекта всё это перекрывалось одной фразой. Оказалось, что она делала его слабым.
Вечером она попыталась поговорить с Дмитрием. Он выслушал её, обнял.
Ксюша, ну что ты? Она уже пожилая женщина, всё потеряла. Ей нужно ощущать свою нужность. Она помогает, как умеет. Неужели тебе так важны эти баночки?
Не в баночках дело, Дмитрий! А в том, что она умаляет всё, что я делаю. Всё, чем я являюсь!
Она тебя просто не знает, сказал он примирительно. Дай ей время. Она увидит, какая ты у меня замечательная.
Ксения отстранилась. Он не понимал. Любил её, стоял на её стороне, но не видел яда в каждом слове её мамы. Он видел лишь её трагедию, а не её суть.
В ту ночь Ксения долго смотрела из окна спальни на свой сад. Она сама посадила каждую розу, сама проложила каждую тропинку. Этот дом был её крепостью, доказательством, что Алевтина Григорьевна ошибалась.
Но теперь враг был внутри. И он не собирался уходить. Он хотел отнять у неё эту победу, превратить её замок в свою территорию.
Она поняла, что уговаривать и идти на компромиссы бесполезно. Мирной жизни не будет.
Точка невозврата настала в субботу. Ксения вернулась из города и, ещё не ступив в дом, услышала с террасы незнакомый женский голос и вдохновлённый тон свекрови.
На террасе, в её любимом кресле, сидела ухоженная дама, а Алевтина Григорьевна, жестикулируя, указывала на сад.
и вот, Раиса, я вижу прекрасный альпийский холм. А эти старомодные розы можно убрать. Они лишь место занимают. Сделаем газон, чтобы было просторно, воздухом дышалось!
Ксения остановилась в тени арки, обвитой плющом. Её не видели. Она слышала каждое слово.
Отличная идея, Аля, поддержала её Раиса, та самая декораторша. Этот саду не хватает столичной изысканности. Мы всё переделаем. Дмитрий будет в восторге.
Внутри Ксении чтото разрывалось. Не звон, не скрежет, а тихий, окончательный разрыв. Это был её сад, её творение. Она вспомнила, как выбирала каждый саженец, лечила их от болезней, радовалась первому бутону. Это было не просто место отдыха, а её собственное произведение.
А они, не спрашивая, решали его судьбу. Переправляли, уничтожали.
Хватит. Довольно.
Она не вышла к ним. Не устроила сцену. Просто повернулась, села в машину и молча уехала.
Внутри не осталось ни обид, ни гнева. Был лишь холодный, кристально ясный расчёт тот же, который не раз спасал их бизнес. Она набрала номер риелтора, с которым сотрудничала по коммерческой недвижимости.
«Сергей, добрый день. Нужно срочно снять квартиру. Статус VIPклиент. Условия пришлю».
Через три часа она вернулась. Дмитрий уже был дома, на кухне шло напряжённое обсуждение. Ксения вошла, положила на стол ключи и папку с документами.
Добрый вечер, Алевтина Григорьевна, Раиса. Я рада, что вы нашли время обсудить дизайн моего сада.
Раиса покраснела, а свекровь, напротив, выпрямилась.
Мы просто делились идеями, дочь. Ради общего блага.
Конечно, кивнула Ксения и обратилась к мужу. Дмитрий, я решила проблему.
Он удивлённо посмотрел на неё.
Какую именно проблему?
Дискомфорт мамы. Она права: ей нужно собственное жильё, где она будет полной хозяйкой, где не придётся мириться с чужим вкусом.
Ксения развернула папку.
Вот. Я нашла для Алевтины Григорьевны квартиру в новостройке, с консьержем. Десять минут от нашего дома. Просторную, светлую, с отличным ремонтом. Завтра в десять можем посмотреть. Все договорённости уже заключены.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Дмитрий то на жену, то на мать, не находя слов. Алевтина Григорьевна побледнела.
Что это значит? Ты меня выгоняешь?
Что вы, улыбнулась Ксения, и в её улыбке не было ни крупинки тепла. Я дарю вам то, чего вы так желали свободу.
Свободу от моих штор, от моих специй, от моих роз. Вы сможете купить любую мебель, пригласить любого дизайнера и обустроить уют, о котором мечтали. Конечно, за наш счёт.
Это был безупречный ход. Она не выгоняла. Она дарила. А отказ от такого «подарка» означал признать, что дело не в комфорте, а во властвовании над её территорией.
Сначала пришёл Дмитрий, попытался превратить всё в шутку, неуверенно улыбаясь:
Ксюша, ты фантазерка. Зачем так усложнять? Мама, она не имела в виду этого.
Но Алевтина Григорьевна уже поняла, что это не шутка. Её лицо стало жёстким и злым.
Ты позволишь ей так со мной? С родной матерью? Выгнать меня из твоего дома?
Это мой дом, твёрдо сказала Ксения. И я не выгоняю. Я предлагаю лучшие условия.
Весь вечер Дмитрий пытался «угомонить конфликт». Когда Раиса поспешно ушла, он зашёл в спальню, где Ксения уже собирала вещи свекрови в коробку.
Это было слишком жёстко. Можно было просто поговорить.
Я говорила, ответила она, глядя ему прямо в глаза. Десятки раз. Но ты не слышал. Для тебя это были лишь шторы и баночки. А для меня моя жизнь, которую она каждый день топтала, доказывая, что я здесь никчёмна.
Она подошла к окну, за которым темнел её сад.
Двадцать лет, Дмитрий. Двадцать лет я слышала, что я ничего не стою. Я молчала. Я трудилась. Я построила этот дом, наш дом, чтобы доказать и ей, и себе, что я чегото стою. А она пришла и захотела отнять всё. Я не позволю. Этот дом наша крепость, а не поле битвы, где я каждый день борюсь за право дышать.
Я не стану воевать с твоей матерью. Я просто уберу её из линии огня. Теперь выбирай.
Он молчал, и в этом молчании она увидела, что он понял всё. Понял, что её терпение и любовь тоже имеют предел, и этот предел настал.
Переезд прошёл за три дня. Алевтина Григорьевна не разговаривала с Ксенией, лишь бросала холодные взгляды. Всё имущество перевезли молча. Когда всё было завершено, свекровь стояла посреди новой светлой, но пустой квартиры.
Надеюсь, вам здесь понравится, сказала Ксения прощаясь.
Ответа не последовало.
Прошло два месяца. Воздух в доме стал другим, легче. Ксения снова пела, готовя завтрак. Она и Дмитрий смеялись чаще, вспоминая мелочи. Замок перестал быть фортецей, которую нужно защищать, и снова стал просто домом их домом.
Каждое воскресенье они навещали Алевтину Григорьевну. Она обставляла свою квартиру по своему вкусу, вешала светлые шторы. Но уюта там не было. Было сухо, почти как в отеле. Она говорила с сыном, почти не замечая Ксению.
Однажды Ксения услышала, как свекровь жалуется Дмитрию на сломанный кран:
позвонила в ЖЭК, а они говорят ждите три дня. Представляешь? Когдато твой отец одним движением всё решил бы.
И тогда Ксения всё поняла. Дело было не в ней. Не в её бедности или богатстве. Дело было в потере власти. Алевтина Григорьевна отчаянно пыталась вернуть контроль, управляя хоть какимто маленьким миром невестки.
Но Ксения уже не была той девушкой из арендованной однушки.
Она подошла к мужу, взяла егоПонимая, что её дом теперь не крепость, а место покоя, Ксения улыбнулась, закрыла дверь на замок и отправилась навстречу новому, тихому рассвету, где её сердце наконец нашло долгожданный мир.
