Аглая лежала в прохладной ванной и никак не могла встать. «Мне уже давно надо было уйти», повторяла она в последний раз, будто убеждая себя и когото рядом. На телефоне уже лежало несколько сообщений, но открывать их она не хотела знала, что там будет всё, от чего боится.
С Гришей у неё всё всегда было вроде бы на грани. Познакомились они на летнем фестивале в Москве, и она сразу пригласила его переночевать, не задумываясь о дальнейших встречах. На следующий день, когда она увидела его у подъезда с букетом ромашек, поняла, что уже не вернётся к прежней жизни.
Потом Аглая уехала на год на стажировку в Берлин, а он остался ждать её, посылая длинные письма. Когда её рейс в Москву задержали на пять часов, он встретил её в аэропорту, весь белый от волнения и усталости, с тем же букетом в руках, и она вдруг ощутила, что хочет построить с ним семью.
После рождения первой дочери она вернулась на работу только через пять месяцев, а Гриша сидел с малышкой, не сумев найти работу. Каждые тридцать минут он звонил, спрашивая, где что лежит и когда она придёт. Коллеги удивлялись, как мужчина может сидеть с ребёнком, а Аглая была занята: готовила обед и ужин, стирала, убирала, а ночью опять работала.
Она брала займы, чтобы купить девочке велосипед, отремонтировать крышу на даче, выплатить кредит за машину, которой Гриша таксировал, пока не нашёл постоянную работу. Став младшим научным сотрудником, её зарплата в несколько тысяч рублей в месяц не позволяла многого, и, может, ей не хватало ни способностей, ни времени.
Годы шли, пришёл второй ребёнок, и опять спустя полгода она вернулась к работе, оставив сына у мамы. К тому времени Гриша нашёл хоть какуюто работу: возил детей в детский сад, иногда занимал деньги на зимнюю куртку для сына, платил за плавательный бассейн для дочери, варил супы, менял воду в вазах с ромашками.
Гриша то работал, то смотрел телевизор, но в основном пил. На девятый год их брака ему пришлось лечиться от аппендицита, и врач, увидев, как в крови больше алкоголя, чем эритроцитов, предложил поместить его в реабилитационный центр.
Аглая уже сто раз репетировала в уме фразы: «Нам нужно жить порознь», «Давай разведёмся». Его запах, взгляд, прикосновения стали ей невыносимы. Крыша на даче снова протекала, а она не хотела её чинить; дача уже не посещалась, ромашки в вазах быстро вяли, потому что вода не менялась.
Она влюбилась в другого и изменила мужу, хотя у неё не было оснований упрекать его он всё ещё смотрел на неё теми же глазами, что и в аэропорту, будто боялся, что она исчезнет навсегда. Но ей захотелось увидеть совсем чужие глаза. Аглая убеждала себя, что это ничего не значит, но в её голове звучало одно: ей давно надо было уйти. Любовник же был женат.
Однажды она задумалась, сколько лет ей придётся отбывать, если совершит преступление. Эта мысль стала последней каплей. Она собрала детей, чемоданы и переехала к маме. Гриша всё время плакал, умоляя: «Не уходи». Она молчала, но тоже плакала. И впервые за долгое время почувствовала лёгкость.
Поднявшись из холодной воды, Аглая накинула махровый халат, достала телефон из кармана. Рано или поздно придётся открыть сообщения, решила она. После десятка «люблю», «вернись», «позвони», «не уходи» она увидела последнее: от Гриши «тогда ухожу я». Это было окончательное прощание.
