Василиса провела в полупрохладной ванне, не находя сил подняться. «Мне давно надо было уйти», бормотала она, будто убеждая сама себя и когото ещё. На телефон пришло несколько сообщений, но она не стала их открывать, боясь увидеть то, чего уже знала.
Их отношения с Григорием всегда были полны переворотов. Они познакомились на фестивале в Казани, и она первой пригласила его переночевать, не планируя больше встреч. На следующее утро, увидев его у подъезда с букетом полевых ромашек, она поняла, что уже не сможет уйти от него.
Василиса уехала на год на стажировку в Сочи, а Григорий оставался ждать её, отправляя длинные письма. Когда её рейс из Москвы задержался на пять часов, он встретил её в аэропорту Шереметьево, весь белый от волнения и усталости, не зная, что случилось. В руках у него снова были ромашки, и она ощутила желание завести детей.
После рождения первой дочери она вернулась на работу лишь через пять месяцев. Григорий сидел с малышкой, потому что не смог найти работу. Каждые полчаса он звонил ей, спрашивая, где что лежит и когда она придёт. Коллеги с удивлением смотрели, как мужчина сидит с ребёнком, но Василиса не могла остановиться: после работы с дочкой на руках она готовила обед и ужин, стирала, убирала, а по ночам продолжала работать.
Она брала займы, чтобы купить дочери велосипед, отремонтировать крышу дачи в Подмосковье, погасить кредит в 150000рублей за автомобиль, который они купили, чтобы Григорий мог таксовать, пока не найдёт постоянную работу. Василиса была младшим научным сотрудником, зарплата была скромной, а время редким ресурсом, изза чего ей не удавалось подняться выше.
Годы шли, родилась вторая ребёнка, и она вновь вернулась к работе через полгода, оставив сына под присмотром мамы. К этому моменту Григорий нашёл какуюто работу: возил детей в детский сад, подрабатывал, брал деньги на новый зимний костюм сыну, платил за бассейн дочери, варил супы и менял воду в вазах с ромашками.
Григорий иногда работал, иногда просто смотрел телевизор, но в основном пил. На девятый год совместной жизни его срочно доставили в больницу с аппендицитом; врач после операции советовал поместить его в реабилитационный центр. В его крови, видимо, больше алкоголя, чем крови.
Василиса бесконечно репетировала дома речь «нам нужно жить раздельно» и «давай разведёмся». Его внешний вид, запах, прикосновения стали ей невыносимы. Крыша дачи снова протекла, но она не хотела её чинить; дачу они перестали посещать, а ромашки быстро вяли, потому что она забывала менять воду.
Она встретила другого мужчину и изменила мужу. Григорий попрежнему смотрел на неё тем же испуганным взглядом, как в аэропорту, будто боясь, что она никогда не вернётся. Но ей требовались новые глаза. Она убеждала себя, что это ничего не значит, хотя в её голове звучало: «Мне давно надо было уйти». Любовник был женат, так что спасения не было.
Однажды, задумавшись, Василиса спросила себя, сколько лет ей придётся отбыть, если бы она совершила преступление. Это стало последней каплей. Она собрала детей, чемоданы и переехала к маме. Григорий всё плакал, умоляя: «Не уходи». Она молчала, но тоже плакала, и впервые почувствовала лёгкость.
Поднявшись из холодной воды, она надела махровый халат, вытащила телефон из кармана и решила, наконец, прочитать сообщения. После десятка «люблю», «вернись», «позвони», «не уходи» пришло новое: «Тогда ухожу я». Это было последнее сообщение, и в этом прощании Василиса впервые услышала собственный голос: иногда, чтобы найти себя, нужно уйти, но уходить стоит только тогда, когда остаётся лишь пустота в сердце, а не страх перед неизвестным.
