Бабушка Аграфена Петровна шмыгнула в «Гиппократ» на Таганке, прихлебывая свой старый деревянный посох, будто тростьсообщница. Каждый шаг был как порусски «через гору», ведь ноги дрожали, а спина ноет, будто её уже вытряхнули из печки. Но ей срочно нужны были батоны и масло ведь даже в пенсионном возрасте нельзя забывать о борще.
Она медленно пробиралась между полками, откуда выглядывали седые пряди её «шапкиушанки» из кашемира. Взяла кусок хлеба, но, увидев цену в рублях, отложила его обратно. Затем схватила пачку масла, моргнула, перевернула упаковку и вздохнула так, будто бы только что услышала шутку про «медведя в метро».
Цены казались завышенными, почти как в Театральном районе в день премьеры оперы. Чем дальше, тем чаще она возвращала товары на полку, подозревая, что её пенсионный счёт в банке «Сбербанк» уже не выдержит ни килограмма колбасы.
В магазине был шумный хаос: молодёжь в кроссовках, старики в шапкахушанках, все заняты в своих делах, а бабушка скользила, как снег на льду, к концу прохода и вдруг споткнулась. Внезапно боль пронзила её ногу, словно в ней застряла коварная игла балалайки.
«Ай-ай-ай», пролепетала она, падая на холодный плиточный пол и бросив посох в сторону.
Ктото оглянулся, ктото моргнул глазами, а потом снова ушёл в свои покупательские битвы: женщина у молочных продуктов продолжала разбирать йогурты, а кассир в шляпе делал вид, что не слышит криков. Бабушка попыталась подняться, но ноги её отказались слушаться, посох отскочил в сторону, и она опять упала.
Она бросилась взглядом по магазину в надежде, что ктото поможет, но люди вели себя будто бы в очереди в метро в час пик всё равно и безразлично. Рот её дрожал, глаза наполнялись слёзами, а рука, словно просила подать хлеб, оставалась пустой. Молодой парень даже вытащил телефон и стал снимать, будто это новое реалитишоу о «дотрагивании к старикам».
Бабушка, без дыхания, ползла к выходу, поддерживая посох одной рукой и опираясь на холодный бетон другой. Шум в магазине будто притих слышно было лишь её тяжёлое дыхание и тихий стон боли. Каждый её шаг был испытанием, но она всё равно двигалась вперёд, мечтая, что доберётся до дома, где ждёт теплая плита и чай с мёдом.
Толпа расступилась, но ни один человек не протянул ей руку. Их взгляды были смесью сожаления и безразличия, как будто они посмотрели на старую газету и сказали: «Ну и что?».
К Аграфене подошла крошкадевчонка, не старше пяти лет, с плюшевым медвежонком в руках. Она наклонилась, посмотрела на старушку и тихо спросила:
«Бабушка, больно? Где же твои сыновья и дочери?»
Бабушка приподняла глаза, и на лице её появилось лёгкое, доброжелательное улыбка. Девочка протянула крошечную ладонь, пытаясь помочь подняться.
Мать девочки заметила это и бросилась к бабушке, подняла её, посадила на скамейку у прилавка и сразу же вызвала скорую. Пока ждали бригаду, девочка держала старушку за руку и шептала: «Не бойся, всё будет хорошо, как в сказке про дедушку и бабушку».
Когда скорая приехала и увезла Аграфену Петровну, в магазине воцарилась тишина. Люди, которые минуту назад равнодушно наблюдали её страдания, теперь не могли смотреть друг другу в глаза, будто их укусила собственная совесть.
Только одна крошкадевочка показала, что такое настоящая человеческая доброта. Она не прошла мимо, не отвернулась, не испугалась. И в тот момент именно ребёнок стал тем единственным человеком в комнате, у которого была душа, готовая согреть даже самый холодный московский день.
