После службы: В поисках душевного уютного дома

В прихожей пахло сырой обувью и ещё не полностью высохшей курткой, которую Татьяна Петровна бросила на нижний крючок, оставив место для сына свободным. Илья вошёл почти без звука: плотный, коротко стриженный, в строгом тёмном пиджаке. Мать заметила, что в его взгляде появился не угрюмый, а настороженный оттенок. Она быстро поправила ковёр у двери и улыбнулась.

Заходи Всё уже готово. Комнату проветрила, постельное свежее застелила.

Он кивнул, будто бы из вежливости, а может и из благодарности понять было трудно. Чемодан поставил у стены, задержался у порога: взглянул на знакомые обои с выцветшими ромбами, на полку с книгами детства. Казалось, всё осталось тем же, лишь воздух стал прохладнее отопление отключили на прошлой неделе.

На кухне Татьяна Петровна раскладывала посуду: щи по его просьбе и жареную картошку с зелёным укропом, привезёнными с рынка. Сидя за столом, она говорила ровно:

Ты бы хотя бы позвонить смог Я думала встретить тебя у Московского вокзала.

Илья пожал плечами:

Хочется самому доехать.

Пауза тянулась, слышалось лишь лёгкое звяканье ложки о край миски. Он ел неторопливо, почти без слов, отвечая коротко о дороге, о командиpe, который оказался порядочным человеком. Мать ловила себя на том, что ищет повод спросить о будущих планах, но не решалась напрямую затронуть службу или работу.

После ужина она занялась мытьём посуды привычные движения рук успокаивали её сильнее любого разговора. Илья ушёл в свою комнату, дверь не закрыл полностью, изза угла виден был лишь спинка стула и край чемодана.

Вечером он вышел за водой, остановился у окна гостиной: лёгкий сквозняк от приоткрытой форточки напоминал о начале лета, солнце тихо садилось, мягко освещая подоконник с горшками трав.

На следующее утро Татьяна Петровна проснулась раньше сына, слышала его едва слышное дыхание через тонкую стену спальни и старалась не шуметь посудой. Квартира стала уже теснее: вещи Ильи заняли прежние места в прихожей и ванной; зубная щётка рядом со старой её кружкой выглядела чужеродно ярко.

Большую часть дня Илья просиживал за компьютером или листал телефон, выходил лишь к завтраку и обеду. Мать пыталась поддержать разговоры о погоде или соседях, он отвечал отрывисто или отлучался после пары фраз.

Однажды она принесла с рынка свежий укроп и зелёный лук:

Смотри! Твоя любимая зелень

Илья посмотрел безразлично:

Спасибо Позже?

Зелень быстро завяла на столе к вечеру в квартире стало теплее, а Татьяна Петровна боялась проветривать надолго: сквозняки Илья с детства не любил.

Вечерами они садились за ужин: неловкие паузы становились длиннее, чем разговоры. Илья редко хвалил еду, чаще просто жевал молча или просил оставить тарелку до завтрака аппетита не было. Иногда забывал убрать чашку или оставлял хлебницу открытой после ночного перекуса.

Мать замечала эти мелочи: раньше он всегда убирал со стола без напоминаний. Теперь ей казалось неловко упрекать взрослого мужчину, и она тихо сама стирала крошки.

Бытовые детали множились незаметно: полотенце исчезло из ванной Илья занёс его в комнату, ктото случайно положил ключи от почтового ящика не на место потом оба искали их среди пакетов и квитанций.

Однажды утром мать нашла пустую хлебницу на столе:

Нужно купить хлеб

Илья буркнул из своей комнаты:

Ладно

Она планировала сама сходить после работы, но задержалась изза очереди в аптеке и вернулась домой уже к вечеру уставшей.

На кухне Илья стоял у холодильника, держа телефон. Татьяна Петровна открыла хлебницу автоматически: хлеба там не оказалось. Она вздохнула:

Ты же говорил, купить хлеб?

Илья резко обернулся, голос стал громче обычного:

Забыл! У меня свои дела!

Мать смутилась, раздражение прорвалось наружу, несмотря на усталость:

Да уж Всё постоянно забываешь!

Слова стали громче, голоса поднялись. Вдруг стало трудно дышать в тесной кухне. Каждый пытался доказать своё, но слышалось лишь усталость друг от друга, невозможность найти общий язык, страх потерять близость, которая когдато казалась простой.

Квартира опустела, будто бы вся энергия ссоры исчезла в ночном воздухе. На столе тускло светила настольная лампа, отбрасывая длинную тень на пустую хлебницу. Татьяна Петровна долго не могла уснуть, лежала на спине, прислушивалась к редким звукам: щёлкнул выключатель, потом в ванной зашумела вода. Илья шагал тихо, будто боясь нарушить покой стен, которые за эти дни стали одновременно и привычными, и чужими.

Она вспоминала их разговоры до службы: тогда всё было проще можно было спросить прямо, поругать за забытый мусор или опоздание к ужину. Сейчас каждое слово казалось рискованным: не обидеть случайно, не спугнуть хрупкое равновесие. За ссорой скрывалась усталость её после рабочего дня и его после долгих часов в четырёх стенах.

Часы показывали почти два ночи, когда она услышала лёгкие шаги в коридоре. Дверь кухни скрипнула: Илья налил себе воды из графина. Татьяна Петровна приподнялась на локте, колебалась, выйти или остаться в постели. Всё же встала, надела халат и босиком прошлась по прохладному полу.

В кухне пахло влажной тряпкой она вчера вытерла столешницу перед сном. Илья стоял у окна спиной к двери, плечи немного опущены, ладонь сжимает стакан.

Не спишь? спросила она тихо.

Он дрогнул, но не обернулся сразу.

Я тоже не могу

Молчание повисло между ними, лишь капля воды скользнула по стеклу графина.

Прости за вечер Я зря накричала, сказала мать. Ты устал И я тоже устала.

Он медленно повернулся:

Я сам виноват Всё стало както непривычно.

Голос был хриплым от долгого молчания; он избегал смотреть в её глаза.

Они снова замолчали, но напряжение, будто, растаяло от простых слов. Татьяна Петровна села напротив него, пододвинула к нему коробку с чаем жест привычный и успокаивающий.

Ты уже взрослый, сказала она мягко. Мне нужно учиться отпускать тебя чуть дальше А я всё боюсь, что чтото упущу или сделаю не так.

Илья внимательно посмотрел на неё:

Я тоже пока не понимаю, как здесь быть Там (он указал в сторону стены) всё было просто: сказали сделал; а дома всё иначе. Здесь уже свои правила, а меня их нет.

Мать улыбнулась краешком губ:

Мы оба учимся жить вместе Может, стоит договориться о чёмто?

Он пожал плечами:

Можно попробовать

Она ощутила облегчение от его готовности искать общий язык. Оговорили простое: кто отвечает за продукты (он согласился покупать хлеб через день), кто моет посуду после ужина, оставлять друг другу время вечером без вопросов «куда идёшь» или «что делаешь». Оба понимали: это лишь начало перемен, но главное честность и спокойствие.

Татьяна Петровна осторожно спросила о планах на работу:

Ты ведь хотел чтото искать? Военный билет у тебя есть?

Илья кивнул:

Да. После демобилизации отдали в части, он лежит в рюкзаке вместе со справкой о службе Только куда идти теперь?

Она вспомнила Центр занятости, рассказала о бесплатных консультациях и программах для ветеранов. Он слушал, слегка настороженно:

Стоит ли туда идти?

Мать кивнула:

Почему бы нет? Попробовать надо; если хочешь, могу утром пойти с тобой, помочь собрать документы.

Он задумался, потом произнёс:

Давай попробуем вместе.

На кухне стало чуть теплее: выключили свет над плитой, остался лишь мягкий свет лампы, а оба впервые за эти дни говорили спокойно и откровенно. За окном в темноте мерцали огоньки соседних домов; ктото ещё не спал в маленьких квартирах весеннего Петербурга.

Разговор завершился сам собой, они вместе убрали чашки и протёрли стол влажной тряпкой.

Утро встретило их мягким светом сквозь плотные шторы: город уже просыпался, во дворе слышались голоса школьников и щебет птиц у открытого окна кухни теперь проветривать не страшно. Воздух стал теплее, ночная стужа ушла вместе с тревогой прошлых дней.

Татьяна Петровна поставила чайник и достала из шкафа пакет сухарей на завтрак вместо недостающего хлеба. На столе разложила документы сына: военный билет в красной обложке, справка о службе и паспорт. Она смотрела на эти бумаги спокойно теперь они были знаками нового этапа жизни Ильи, который начинался здесь и сейчас.

Илья вышел сонный, но уже без прежней отчуждённости, сел за стол напротив матери и коротко улыбнулся:

Спасибо тебе

Она ответила так же просто:

Пойдём сегодня вместе?

Он кивнул. Это «да» стало для неё важнее любых обещаний: иногда самое главное научиться слушать и поддерживать друг друга, а тогда даже тяжёлый путь после службы превращается в совместный путь к светлому будущему.

Оцените статью
После службы: В поисках душевного уютного дома
Le Traître s’est Manifesté