Я никогда не думала, что муж, отец моего сына, когдато посмотрит мне в глаза и усомнится, что малыш его. И всё же я сидела на белом кожаном диване в нашем квартире на Арбате, держала крошечного Сашу, пока Алексей и его родители бросали в меня обвинения, словно колкие шпильки.
Всё началось с одного взгляда. Когда моя тёща, Галина Ивановна, впервые увидела Сашу в роддоме, она нахмурилась и прошептала Алексею, пока я, будто спавшая, лежала в кровати: «Он совсем не похож на Петрова». Я притворилась, что не слышала, но её слова задели меня глубже, чем швы после кесарева сечения.
Алексей сначала отмахнулся. Мы смеялись, что младенцы так быстро меняются, что у Саши мой нос и его подбородок. Но семя сомнения уже было посеяно, а Галина поливала его подозрениями каждый шанс.
Ты знаешь, у тебя были голубые глаза, когда ты был младенцем, говорила она, поднимая Сашу к свету. Как странно, что у него такие тёмные глаза.
Однажды, когда Саше исполнился три месяца, Алексей пришёл домой поздно с работы. Я сидела на диване, кормила малыша, волосы без мытья, усталость тяжёлой шубой давила меня. Он не поцеловал меня, а встал, скрестив руки.
Нам нужно поговорить, сказал он.
Я уже знала, что будет.
Мама и папа считают, что лучше сделать ДНКтест, чтобы всё прояснить, сказал он, будто просил меня о чёмто обыденном.
Прояснить? эхом отозвался мой голос, охваченный неверием. Ты считаешь, что я тебя изменила?
Алексей смутился. Нет, Ангелина, вовсе нет. Но они переживают. Я просто хочу решить вопрос для всех.
Моё сердце упало. Для всех. Не для меня, не для Саши. Для них.
Хорошо, сказала я после долгой паузы, сдерживая слёзы. Хочешь тест? Получишь его. Но я хочу условие.
Алексей нахмурился. Что ты имеешь в виду?
Если я соглашаюсь на это оскорбление, ты соглашаешься, что я буду решать всё посвоему, если результаты окажутся тем, чего я ожидаю. И ты обещаешь прямо сейчас, перед родителями, что ктодабы то ни было, кто дальше будет сомневаться, будет отрезан от нас.
Алексей замешкался. Позади него Галина Ивановна скрестила руки, глаза холодные, как лёд.
А если я откажусь? спросила я, чувствуя мягкое дыхание Саши у себя на груди. Тогда можете все уйти и не возвращаться.
Тишина висела, как густой туман. Галина хотела возразить, но Алексей замолчал её взглядом. Он понял, что я не шутка. Я не изменяла. Саша его сын, его отражение, если бы он только смог пройти сквозь яд её ненависти.
Ладно, сказал Алексей, расправляя волосы. Сделаем тест. И если он подтвердит твои слова, всё закончится. Никаких новых обвинений.
Галина, словно проглотившая лимон, закричала: Это нелепо! Если у вас нечего скрывать
У меня ничего не скрывать, резко ответила я. А у вас ваша злоба, ваш постоянный контроль. Всё закончится, когда тест будет готов. Или вы больше никогда не увидите своего сына и внука.
Алексей скривился, но не стал спорить.
Два дня спустя тест был готов. Медсестра взяла мазок изо рта крошечного Саши, пока он тихо всхлипывал в моих объятиях. Алексей сдал свой образец, лицо его было мрачным. В ту же ночь я качала Сашу, шепча извинения, которые он не понял.
Я почти не спала. Алексей дремал на диване. Мне было невозможно держать его в нашей постели, пока он сомневался в меня и в нашем ребёнке.
Когда результаты пришли, Алексей прочитал их первым. Он упал на колени передо мной, листок дрожал в руках.
Ангелина прости меня. Я не должен был
Не извиняйся передо мной, холодно сказала я, поднимая Сашу из кроватки и усаживая его на колени. Извинись перед своим сыном. И перед собой. Ты потерял то, чего уже не вернуть.
Моя борьба ещё не закончилась. Тест был лишь началом.
Алексей всё ещё держал доказательство того, что он всегда должен был знать. Его глаза были покраснели, но я не ощущала ни тепла, ни жалости. Оставалось лишь холодное пустое место, где раньше была доверие.
Позади него стояли Галина и его отец, Владимир Иванович, как статуи. Галина сжала губы до белизны, избегая взглянуть мне в глаза. Хорошо.
Ты обещала, сказала я, качая Сашу, который радостно булькал, не подозревая о семейной буре. Ты сказал, что если тест очистит воздух, ты отрежешь всех, кто продолжит сомневаться.
Алексей проглотил клячу. Ангелина, пожалуйста. Это же моя мать. Она просто волновалась
Волновалась? я рассмеялась, заставив Сашу вздрогнуть. Она отравила тебя против своей жены и сына. Обвинила меня в лжи и измене, потому что не может жить без контроля.
Галина шагнула вперёд, голос её дрожал от самодовольного гнева. Ангелина, не драматизируй. Мы делаем то, что делает любая семья. Нужно было убедиться
Нет, перебила я. В обычных семьях друг другу доверяют. Обычные мужья не заставляют жён доказывать, что их дети их. Вы захотели доказательство? Вы получили его. Теперь получите ещё одно.
Алексей посмотрел на меня, растерянный. Что ты имеешь в виду?
Я сделала глубокий вдох, чувствуя пульс Саши у себя в груди. Я хочу, чтобы вы все ушли. Сейчас.
Галина вскрикнула. Владимир запаниковал. Алексей раскрыл глаза. Что? Ангелина, ты не можешь это наш дом
Нет, твёрдо ответила я. Это дом Саши. Мой и его. Вы его разрушили. Вы сомневались в нас, унижали меня. Вы больше не будете воспитывать моего сына в доме, где мать называют лгуньей.
Алексей встал, гнев сменился стыдом, который исчез. Ангелина, будь разумной
Я была разумной, бросила я. Когда согласилась на этот омерзительный тест. Когда глотала слова, когда её мать кидала в меня колкие комментарии о моей внешности, кулинарии, семье. Я была разумной, позволяя ей войти в нашу жизнь.
Я держала Сашу крепче. Но я больше не буду разумной. Хочешь оставаться? Хорошо. Но ваши родители уходят. Сегодня. Иначе все уходят.
Галина закричала. Алексей! Ты действительно позволяешь ей так? Твою собственную мать
Алексей посмотрел на меня, потом на Сашу, потом опустил взгляд. Впервые за годы он выглядел, как потерявший ребёнка в своём доме. Он повернулся к Гале и Владимиру. Мама. Папа. Пойдите домой.
Тишина разорвала маску Галины. Её лицо искривилось от ярости и неверия. Владимир положил руку ей на плечо, но она оттолкнула её.
Это твоё дело, прошипела она в сторону Алексея. Не надейся на прощение.
Она посмотрела на меня глазами, острыми как ножи. Ты пожалеешь. Ты думаешь, победила, но потом будешь жалеть, когда он вернётся к нам.
Прощай, Галина, прошептала я.
Через несколько минут Владимир схватил пальто, пробормотал извинения, которые Алексей не смог ответить, и они вышли, не оглядываясь. Когда дверь закрылась, дом стал больше, пустее, но легче.
Алексей сел на край дивана, уставился на свои руки. Он посмотрел на меня, голос почти шёпотом. Ангелина прости. Я должен был стоять за тебя, за нас.
Я кивнула. Да. Ты должен был.
Он протянул руку. Я позволила ему схватить её на мгновение, а затем отдернула. Алексей, я не уверена, смогу ли тебя простить. Это разрушило моё доверие к тебе и к твоим родителям.
Слёзы блеснули в его глазах. Скажи, что мне делать. Я готов на всё.
Я посмотрела на Сашу, который зевал и сжимал крошечные пальчики моего свитера. Начни с того, чтобы заслужить это. Будь отцом, которого он заслуживает. Будь мужем, которого я заслуживаю, если ты хочешь шанс. И если ты позволишь им приблизиться к нам без моего разрешения, ты больше нас не увидишь. Понимаешь?
Он кивнул, плечи опустились. Понимаю.
В последующие недели всё изменилось. Галина звонила, умоляла, грозила я не отвечала. Алексей тоже. Он приходил домой рано, гулял с Сашей, чтобы я могла отдохнуть, готовил ужин. Он смотрел на сына, будто видит его впервые потому что, в какомто смысле, так и есть.
Восстановление доверия тяжёлый путь. Иногда я просыпаюсь, думая, смогу ли я когданибудь увидеть Алексея тем же глазами. Но каждое утро, когда я вижу, как он кормит Сашу, заставляет меня верить, что, может быть, всё будет хорошо.
Мы не идеальны. Но мы свои. И этого достаточно.
