Дорогие мои, умоляю – услышьте меня. Пишу вам с дрожью в голосе, с камнем на сердце, в отчаянной надежде, что кто-то подаст руку помощи. Меня зовут Валентина Петровна, мне шестьдесят четыре. Я не дряхлая старушка, не брюзжащая пенсионерка, какими нас часто представляют. Я – педагог с сорокалетним стажем, кандидат наук, и до сих пор бывшие коллеги звонят – советуются. Но сейчас… Сейчас я – беспомощное дитя перед бедой.
Мое солнце, моя радость – внук Ваня. Ему четырнадцать, и уже три года он растёт у меня на руках. Моя дочь Ольга с зятем ещё до ковида уехали на заработки – сначала в Турцию, потом перебрались в Германию. Приезжают раз в год, от силы на десять дней. Деньги шлют исправно, не пропадают, звонят по ватсапу – и думают, что этого достаточно.
Ванечку мне оставили одиннадцатилетним. Чуткий мальчик, с душой нараспашку – нежный, как первый снег. Я вложила в него всю душу, пытаясь заменить и бабушку, и мать, и подругу. Мы вместе читали Чехова, ходили за грибами, пили чай с блинами под мерцание керосиновой лампы. Так было. Пока не случилось.
Ноутбук ему купили по настоянию родителей. «Для учёбы», – убеждали они. Я послушалась, попросила соседского мальчишку настроить. Ваня ликовал. Я радовалась: живём-то в глухой деревне под Ярославлем, не у каждого тут есть такая роскошь.
Но очень скоро я осознала – совершила роковую ошибку. Внук словно растворился.
Исчезли его прежние увлечения. Он перестал спрашивать, как печь оладьи, не просил проверить сочинение, не забирался ко мне под бок, как раньше. Он стал колючим, чужим.
А потом – вовсе ушёл в этот проклятый экран. С рассвета до заката, а то и ночью – я просыпалась от шороха, а он сидел, прикованный к мерцающему монитору. Заговорю – в ответ или молчание, или злое «отстань».
Пеку его любимые сырники с вишнёвым вареньем – нахожу через пять часов нетронутыми, покрытыми жёлтой плёнкой остывшего масла. Он отворачивается от стола, бурчит: «Потом». Похудел, глаза запали, под ними – синие тени, будто не спит неделями.
Он стал похож на призрак. На бледную тень того Ванечки, что бегал по лужам в резиновых сапогах.
Я звоню Ольге, рассказываю. А она, смеясь: «Мама, перестань! Все дети сейчас такие, это поколение гаджетов». Ну и что?! Разве это значит, что я должна смотреть, как мой ребёнок превращается в тень?!
Он не выходит во двор. Никто не заходит – только какие-то голоса в наушниках. О футболе и лыжах он даже слышать не хочет. На любую попытку вытащить его – стена отчуждения. Я уверена – это зависимость. Не просто «увлечение», как в дурацких передачах говорят, а настоящая болезнь.
Пыталась отбирать ноутбук – истерики, трясущиеся руки. Ставила пароли – он их взламывал. Он умнее меня в этих технологиях, и я чувствую – контроль ускользает.
Он не грубиян. Он просто… исчез. Физически здесь, но душой – в каком-то виртуальном аду. И я не могу его оттуда вытащить.
Я не сплю. Рыдаю в подушку, чтобы он не услышал. Боюсь, что он пропустит свою жизнь. Что когда-нибудь очнётся – а молодость уже прошла.
Не знаю, к кому бежать. В нашей деревне психологов нет. Врачу показать – страшно без согласия родителей, а они считают, что я паникёрша. Школа молчит – тройки да четвёрки, значит, «всё в порядке».
Но я-то вижу! Вижу каждый день. В его пустых глазах.
Умоляю – если кто-то это читает, помогите советом. Не проходите мимо. Я не жду волшебства. Я просто хочу вернуть моего Ваню. Того, что носился по огороду с воздушным змеем. Который обнимал меня, засыпая, и шептал: «Бабушка, ты самая добрая». Который верил, что мир – это не только пиксели на экране.
Я сделаю всё. Только скажите – КАК? Не оставляйте меня одну в этой тьме.
